Это теплая история семьи российских немцев с Русского Севера – из маленького города Котлас в Архангельской области.
Знакомьтесь, Гарвардты: университетский преподаватель гуманитарных наук и турист с почти 50-летним стажем Андрей Эрвинович, его жена, химик-технолог по образованию, Анна Николаевна, и «профессорские дочки» Женя и Маша, Маша – активистка Немецкого молодежного движения (НМО).
Наше интервью объединило три точки на карте: Андрей Эрвинович в Котласе, Мария в Санкт-Петербурге, а наш автор Елена в деревне под Томском. Беседу можно уместить в одну фразу: она про чувство семьи и дома. Это ощущение «я дома» шире, чем четыре человека и квартира. Оно выходит за порог во двор, со двора – на весь родной город, дальше – на другие города, с которыми связаны важные события детства и светлые эмоции. Домашний уют можно почувствовать даже на диком берегу северной реки или в лесном походе, потому что ощущение комфорта внутри тебя, твоих родных, друзей, учителей.
В таком «доме» и живет семья Гарвардт. Здесь обсуждают за чаем Сократа, ценят образование, вместе сплавляются по рекам и ходят в походы, знают семейную историю и любят друг друга.
Маша с родителями
Фото: Из семейного архива
О чем еще вы прочитаете в тексте? Про наследственное чувство юмора, которое помогает жить проще. Про вкусную землянику на Куликовом поле и здоровое немецкое качество – делать достаточно хорошо, а не идеально. А между строк внимательный читатель ощутит эстетику Русского Севера: холодный плеск реки, белые ночи, ритм маленьких поселков и городов, где живут свои люди.
Хочу начать беседу с общего вопроса. Семья Гарвардт – она какая?
Андрей Эрвинович:
Непростая семья, скажем так.
Мария:
Давай отметим, она дружная и включает в себя не только Гарвардтов.
Андрей Эрвинович:
У нас корни Гехтов, и это многое для нас значит.
Мария:
Да, есть маленькая семья, которая состоит из нас четверых: папа, мама и мы с сестрой. Но под словом «семья» мы воспринимаем очень большое древо с папиной и маминой стороны.
Андрей Эрвинович:
У нас в речевой традиции «двоюродные сестры» называются просто сестренки, то есть слово «двоюродные» вообще не звучит.
А почему я говорю, что непростая, потому что она идет из непростой истории семьи, которая пережила длительную разлуку, а потом объединилась в большую семью, иначе было не выжить.
У деда было пятеро детей, соответственно внуки, правнуки, и они все вокруг деда собирались. Семья Гехтов была очень большая, дружная, сплоченная трудностями войны и послевоенного времени. И мы всех наших родственников знаем, любим.
У Машиной мамы семья тоже большая и со своей драматичной судьбой, они также прошли трудности войны, но, может, другим боком. И они всю жизнь держались друг за друга.
Поэтому привычка жить большой семьей даже и не осмысливалась, это данность: так было и есть всегда.
Семья жила в поселке речников Лименда (сегодня микрорайон Котласа – прим. ред.). Как это выглядело? Старые двухэтажные дома, вроде бы все живут по квартирам, но фактически двор один, коридор один, один колодец во дворе и «сарайка» с дровами.
Мария:
Как в песне «Городок».
Андрей Эрвинович:
И двор — это центр жизни. Выходишь на улицу, а там все свои. Мы из этого вышли, это приятно, и зачем нам от этого отказываться?
Мария:
И это, правда, очень помогает жить.
И, возвращаясь к вопросу, у нас еще очень веселая семья, Андрей Эрвинович, не забывай.
Андрей Эрвинович:
Некоторые даже пеняют нам за это! (смеется)
Наверное, это было общей социальной чертой эпохи: коллективность, общность, открытость. Но далеко не каждый пронес это до 2024 года. Многие из нас сейчас живут обособленно, и порой, даже имея кровные узы, люди не всегда друг другу близки. Что помогло вашей семье сохранить эту общность и дальше транслировать?
Андрей Эрвинович:
Кроме семейных и соседских отношений была еще система социальных отношений через общественные организации. Мы прошли через комсомол. Мы с супругой именно там духовно и сблизились, хотя знакомы почти с детства и жили через дом.
Это же маленький поселок, наши отцы, то есть Машины дедушки, были знакомы по работе. Завод обслуживает флот, один Машин дедушка – строитель на судоремонтном заводе, другой – судовой механик. Рядом речное училище, в котором дедушка-механик проработал 20 лет после того, как сошел «на берег». Это такой микрокосм внутри. И поселок расположен на острове.
Мы с супругой прошли через одну организацию – внештатный отдел горкома комсомола, назывался он Котласский городской штаб школьников. А потом Маша через ту же среду прошла.
Поэтому, приобщение не только родственное и биологическое, скажем так, но и на социальном уровне. Мировоззренческий план формируется один. Поэтому это единый организм, просто разделен на несколько человек.
Родители Маши на Белом море
Фото: Из семейного архива
Мария:
То, что папа назвал отделом горкомом комсомола в 1970-80-е годы, сейчас называется «Штаб школьников «Товарищ».
И я в 9 классе заинтересовалась этим, решила вступить. Пришла к родителям: «Я иду на коммунарский сбор». И я помню у мамы выражение на лице: «Ну, может, это не ко времени, вообще-то экзамены, но как мы можем тебе отказать, мы сами там были».
Андрей Эрвинович:
Мы не просто там были, мы эти сборы организовывали, были комиссарами! Поэтому, как скажешь ребенку: не ходи туда – где ты вырос сам? Ну да немножко другая среда, но дух-то не сильно меняется. И система ценностей сохраняется.
Вот и происходит наложение: историческая, семейная, социальная среда. И наше специфическое лимендское происхождение. Мы давно уже не живем в Лименде, но я приезжаю туда, как домой. У меня две такие точки на планете: Санкт-Петербург и Лименда.
В Санкт-Петербурге вы тоже учились?
Андрей Эрвинович:
Не только учился. В Петербурге жил брат мамы. Он младший в семье, его все любили, и он отвечал всем взаимной любовью до последних дней. Как только я начал ходить, мы с мамой поехали к дядюшке. Это был человек-праздник!
Тебе три года, ты приезжаешь в Питер, и получается праздник – эти впечатления из детства неизгладимы. И сейчас, когда я приезжаю в Петербург, он перестроился и поменялся, но через два часа в городе у меня ощущение, что я дома.
Мария:
У меня с Котласом и Питером такая же история. Особенно поняла это в последний год, когда начала много летать по работе и общественной деятельности.
И когда колеса бьют по взлетно-посадочной полосе в Пулково (аэропорт в Санкт-Петербурге – прим. ред.), ты понимаешь, что всё хорошо.
И так же, когда я еду домой: колеса бьют по железнодорожному мосту, который был построен во время войны, в этот момент видно город на берегу – и схожее ощущение, что всё хорошо, всё на месте.
Фото: Из семейного архива
Здорово! Ощущение дома такое географически расширенное.
Андрей Эрвинович:
А с географией еще одно наложение. Я с 1976 года увлекаюсь туризмом. Сейчас его называют экстремальным, спортивным. А для нас был просто туризм: рюкзак за спину и вперед. А уж на лодках, на лыжах, пешком, по горам или тундре – это частности.
И в туризме важнейший элемент – турбытовая составляющая, то есть способность одомашнивать среду, в которой ты находишься. Куда бы ты ни пришел: вот встал у камня, через два часа камень – твой дом. Ты каждый кустик, каждое дерево обжил и ходишь, как дома.
Если этого чувства в тебе нет, ты в туризме не задержишься, всё будет напрягать. Ты должен принести комфорт с собой, распространить его вокруг себя.
И тогда ты сможешь заниматься вопросами безопасности, снаряжения. Не будешь думать, как стоит палатка, потому что знаешь: она стоит хорошо. Ты знаешь, что каша будет сварена вовремя и вкусно. Это ощущение ты принес, оно в тебе, в твоих товарищах. Это не обсуждается.
Так же и в семье. Если мы по бытовым вопросам начнем напрягаться: выяснять, что, куда, зачем и сколько, то нам будет не до семьи. Эти вещи решаются сами собой, а концентрируемся на главном.
У нас есть надежный тыл – наша мама, которая умеет быт организовать грамотно и уютно. И у нас остается время на то, чтобы посвятить себя еще чему-то. Ну, естественно, мама тоже всегда с нами.
Сейчас она убежала на смену, надо к ней заехать и завезти водички, жарко.
Мария:
Купи маме мороженое!
Я думаю, что если такой досуг в семье есть, то дети встраиваются в него автоматически. У меня самое первое впечатление из туризма – мы на надувной лодке с названием «Контрабас». Я назвала ее так, потому что только начала выговаривать букву «Р».
Андрей Эрвинович:
Мы вчетвером сплавлялись по речке.
Фото: Из семейного архива
Мария:
Я была уверена, что мы приплывем в Архангельск. Хотя там плыть и плыть!
Ты идешь по воде: лес, лес, поля, ветки сухие, это май, еще ничего зеленого на Севере нет. А потом пошли кирпичные дома, и я такая: «Ну всё, Архангельск, вылезаем, пошли к маминым братьям, которые там живут».
Вообще сплавы были у нас нормальной вещью. Папа меня с двоюродной сестрой целенаправленно выводил на майские шпикачки. Мы ехали на автобусе, шли через болота, поля, жарили сардельки – и назад. Это был такой турпоход.
А потом меня начали подключать к туристическим слетам и походам, которые в университете папы проводят. А я не главный на свете спортсмен, у меня не то телосложение, но грести это не мешает, поэтому именно водный туризм оказался моей Меккой.
И теперь я привожу друзей в Котлас: «А пойдем на сплав, у меня для вас такая культурная программа!».
Маша, а сколько тебе было лет в твой первый сплав?
Мария:
Судя по фото, ближе к пяти годам.
Андрей Эрвинович:
Да, потому что на тебя уже налезал маленький детский спасжилет. Надувной, с хорошей подъемной силой. Но Маша всю дорогу говорила: «Мы утонем, мы утонем».
А мы заблудились в дельте нашей речки: вышли не в тот рукав, обошли завал, снова встали на воду и вышли не в ту реку, куда хотели.
Маша увидела большую воду и говорит: «Ну всё, сейчас мы точно утонем, а бабушка нас домой мокрых не пустит». Это было резюме всего похода.
Но ничего, мы смогли пересечь остров, вернулись в нужную нам реку. Бабушка, конечно, устала ждать, но никуда не ушла и дождалась нас.
Если еще говорить про среду, то у нас так же было и со школой. Мы отдали Машу в класс к нашему хорошему другу, и ребенок наверняка чувствует, что у нас с учителем теплые, дружеские отношения. И ребенок не выпадает за пределы домашней атмосферы.
Опять та же штука, что и в туризме: нет дискомфорта пребывания, поэтому можно сосредоточиться на решении сложных задач. Ты как будто надеваешь старый привычный пиджак, нигде не жмет, не тянет, тебе уютно и тепло, и ты занимаешься тем, что действительно сложно и интересно.
Мария:
Это состояние оказалось для меня настолько комфортным, что я до сих пор, приезжая домой, каждый год иду в школу пообщаться с учителями, детьми. Это реально приятное место, куда хочется вернуться.
Мне нравилось учиться. Мама говорит: «А как ты могла не любить учиться? Если папа пишет диссертацию, я с Женей делаю домашние задания. И ты идешь тоже что-то у своего столика делаешь».
У нас через всю беседу красной нитью звучит мысль, что вы просто делаете то, что нравится вам всем. Когда Женя и Маша росли, и сейчас, когда вы строите взрослые отношения.
Мария:
Да, родители воспитали ребенка со схожими интересами, а теперь: «Маша, поехали на Байкал в поход». А что Маша может сказать?
Когда мы с родителями куда-то ездили, они обычно говорили: «Маша, выбирай музей, куда пойдешь».
Мы тут с друзьями вспоминали, что у нас в детстве были журналы. Но у меня была не «Мурзилка», а странный и интересный журнал о дворцах и усадьбах разных писателей.
И допустим, когда сестра училась в Рязани, мы ехали рядом в Ясную Поляну. Или у сестры свадьба в Питере, я открываю журнал: так, мы идем сюда и сюда. Мы часто ездим по всяким интересным местам.
Андрей Эрвинович:
Куликово поле, допустим.
Мария:
Да, мы были на Куликовом поле, я собирала там землянику.
Андрей Эрвинович:
Вообще в России масса интереснейших мест! И куда бы мы ни приехали, исследуем окрестности. В прошлый раз были в Питере и брали с супругой круиз по Ладоге. Это же красивейшие места! Деревни – настоящая русская историческая прелесть. Ты заезжаешь и чувствуешь: вот здесь Россия.
Еще к вопросу семьи. У маминой сестры муж Сергей Николаевич любит посещать краеведческий музей в новом для себя городе.
Они приехали в Котлас, и мы пошли в наш краеведческий музей. И вот они останавливаются у фотографии: «О, это ж дядя Коля». А там реально брат бабушки, он известный капитан, во время войны водил подводные лодки на Северный флот.
Дальше смотрят: «О, наш пароход». А Машин дед был механиком на этом пароходе. То есть Краеведческий музей – еще одна вещь, которая переплетена с семьей.
Фото: Из семейного архива
Я с таким восторгом вас слушаю и понимаю, Маша, в кого ты такая! Поделись, пожалуйста, как ты ощущаешь, какие черты родных ты унаследовала?
Мария:
Интересный вопрос. Вообще мама и папа у нас разные по характеру, но отделить внутри себя конкретные черты сложно. Я могу точно сказать, что у нас похожий жизненный подход и чувство юмора, этого у нас не отнять.
Когда я переехала домой во время пандемии, у меня было три важных вещи за те полгода: я выспалась, побегала с друзьями на стадионе и насмеялась с родителями. Оказалось, что мне этого не хватало. Это помогает находиться в позитивной реальности.
У нас много внешних схожестей: мимических, поведенческих. С мамой похожие голоса, нас часто путают по телефону.
Андрей Эрвинович:
А с папой жестикуляция.
Мария:
Серьезно?
Андрей Эрвинович:
Да, когда я прихожу на работу, а Машу хорошо все помнят, коллеги говорят мне: «Ты разговариваешь, как Маша». Серьезно, вы ничего не перепутали? Вообще-то Маша разговаривает, как я.
А насчет чувства юмора, я вообще не представляю, как без этого жить! Мой папа и мой дед Эдмунд Иоганович Гехт, и все Гехты – обладали и обладают тонким чувством юмора. Мамины родители тоже без шуток жить не могли.
Без юмора тяжело жить, если воспринимать всё всерьез, психика треснет.
Мария:
Меня мама научила известной прекрасной формуле: не можешь изменить ситуацию, измени отношение к ней. Это здорово облегчает жизнь.
Андрей Эрвинович:
Ну а собственно, что такое философия? Это модальность, то есть отношение к чему-то. Реальность может быть разной – вопрос, как ты к ней относишься.
Мария:
О, говоря об общем, единственное, чего я точно не хотела: пойти по папиным стопам в науке. Папа – кандидат философских наук. Сначала я думала поступать на журналистику, потом на историю.
Где-то за год до поступления папа в очередной раз начал говорить про Сократа и не закончил. Мы с подружкой задали ему вопрос и сначала присели, потом прилегли, потом за чаем пошли – это надолго.
И…. Так получилось, что я поступила на философский факультет!
Мне нравится много вещей, которые не нравится папе. Но просто те вещи, которые папе нравятся, мне тоже нравятся.
И то, что я поступила на философский, подарило еще одну стадию во взаимоотношениях: Андрей Эрвинович тоже начал заново учиться.
Андрей и Анна Гарвардт
Фото: Из семейного архива
Андрей Эрвинович:
Я-то не занимался философской этикой, а занимался социальной философией. Это близко, но не совсем одно и то же. И мне было любопытно посмотреть на философию еще и с этой стороны. И я действительно начал учиться, это же всегда здорово, такая реинкарнация.
И мне было важно, куда ребенок попал. Я в первую очередь поехал посмотреть кафедру. Кафедра серьезная, ребята глубокие, соображающие. И я подумал: «Ну, хорошо. Что получится в профессиональном плане не суть, сама разберется. А базу дают хорошую».
Мария:
И у меня был классный буст: я могла обсудить тему курсовой или диплома с папой. У моей подруги родители тоже из философской среды. И ее мама сказала: «О, по Маше видно, что она профессорская дочка». И дело не в какой-то заумности, а просто склад мышления…
Андрей Эрвинович:
Да, преподавательские дети не умнее, не глупее, они просто немного другие. Для них учеба не является какой-то новой деятельностью: ты в этом жил с детства и продолжаешь жить.
Мария:
У меня очень думающие родители. И когда я осмысляю разные жизненные этапы, то обсуждаю с мамой или папой. И чем я старше, тем проще задавать вопросы общего характера, и меня это радует.
Просто можно позвонить папе, задать кучу глупых вопросов и несколько умных. Есть, конечно, Google, но знаете ли, папа лучше.
Маша с дипломом
Фото: Из семейного архива
Андрей Эрвинович:
И это интересно, потому что возникают вопросы, до которых ты сам бы не додумался. А ведь заданный вопрос – половина готовой мысли. И ребенок подкидывает задачи, над которыми начинает работать мысль.
Мария:
Есть у нас привычка – «думать об друг друга», то есть ты смотришь на человека и мысли свои дальше тянешь. А человек сидит и кивает, а что ему делать? Тут происходит рождение мысли.
Хочу еще пойти в тему немецких корней. Маша, ты уже рассказывала RusDeutsch про прадедушку Эдмунда Ивановича (Иогановича) Гехта. Расскажите, пожалуйста, еще о немецкой истории и ваших предках?
Андрей Эрвинович:
Речь идет о тех немцах, которые сформировались в Малороссии, в Запорожье.
Наши дальние предки эмигрировали из Швабии в 1804−1806 годах, и поселились на территории, где можно было заниматься скотоводческим трудом. Прадед по маминой линии был животноводом и достаточно состоятельным человеком, у него было 15 детей, но во время войны они разорились.
Дед Эдмунд Иванович Гехт работал шофером на машинно-тракторной станции. Ну а потом война: кого куда разбросало. Дед в 1941 году был мобилизован в строительные колонны, а его жена и дети попали на территорию Третьего Рейха в Польшу, бабушка скончалась там от тифа.
После войны семья смогла объединиться уже на Севере, в Архангельской области.
Мария:
И так получилось, что обе ветки нашей семьи стали строителями, и многие здания в Котласе построены нашими родными.
Фото: Из семейного архива
Андрей Эрвинович:
Да, строили тогда много, страну надо было восстанавливать. Дед работал мастером на стройке, его очень ценили в стройуправлении.
Я иногда хожу сейчас по городу: «А вот это здание, где вы живете, построил мой дед. А эту школу тоже строили мой дед и дядя».
Мария:
А бабушка красила стены в этом доме.
Андрей Эрвинович:
Да, бабушка работала долгое время на стройке маляром-штукатуром.
Для меня, российские немцы, в первую очередь, это люди последовательного, разумного труда. Меня однажды спросили, в чем проявляется моя немецкость. А это проявляется в отношении к делу. Мы привыкли делать хорошо.
Причем дедушка Эдмунд Иванович говорил: «Слишком хорошо тоже не хорошо». Важно довести результат до ума, до оптимального уровня совершенства, ради этого ты и работаешь.
Но если ты пытаешься довести до идеала, ты занимаешься ерундой. Потому что затраты на эти последние проценты совершенства будут чрезвычайно высокие, а отдача минимальной. В этом тоже есть «немецкий» рационализм.
Мария:
Это мудрость, за которую люди сейчас отдают большие деньги, чтобы научиться понимать, что надо оптимально, а не идеально.
Андрей Эрвинович:
А это даже подсчитано. Возьми идеал, скинь 14% – и получишь оптимальный уровень. 86% от идеала – это высший уровень, больше которого не нужно.
Мария:
О, я так экзамен по обществознанию сдала: 86 баллов! (смеемся)
Ох, у нас получилась очень многомерная философская беседа. Мы через всю беседу говорим о чувстве дома и семьи, что оно бывает маленькое и большое. И попрошу вас найти некую формулу: все-таки семья для вас – это что?
Андрей Эрвинович:
Это образ существования. Создать семью – труд. Не все это понимают. Мы с супругой недавно отметили 35 лет совместной жизни. Наверное, можно гордиться, не у всех это получается. Но кто-то и дольше живет вместе, дай им бог здоровья и всего остального.
Не зря еще Аристотель говорил, что государство начинается с семьи. Если нет семейного института, то дальше у тебя не будет ничего, потому что остальному просто неоткуда взяться.
Андрей и Анна Гарвардт (фото на пленку)
Фото: Из семейного архива
Мария:
Для меня, семья – это основа. Говорю, как человек на этапе становления, мне 24 года, я окончила университет, куда-то двигаюсь. И с удивлением понимаю, что не все люди вокруг меня так же понимают свои корни, не у всех есть связь с родственниками.
Для меня, семья – опора, возможность стоять на двух ногах. Когда ты понимаешь, что у тебя есть возможность для маневра, ты никогда не вернешься в точку ноль, у тебя всегда есть что-то.
Вручение диплома
Фото: Из семейного архива
Завершить беседу хочется по уже сложившейся у меня традиции – пожеланием. Что бы вы могли пожелать читателям?
Мария:
Глубинно из нашего разговора можно сказать: размышляйте и учитесь.
Андрей Эрвинович:
Учиться всегда надо. Перестал учиться – перестал расти внутренне. Находи чему учиться, находи у кого, и будь им благодарен.
Мария:
Это, наверное, семейное кредо. Завершая, хочу подсветить еще раз нашу прекрасную маму. У мамы есть специальная интонация для фразы: «Ну ты сходи, поучись!».
Андрей Эрвинович:
И вторая у мамы фраза, Маша тоже часто ее слышит: «Нет ничего невозможного для человека с интеллектом».
Из нашего материала ко Дню памяти и скорби российских немцев, в котором молодые активисты общественного движения рассказывают о своих родных, переживших депортацию и трудармию, вы можете больше узнать о прадедушке Маши.