28 августа отмечается годовщина самой трагической даты в истории российских немцев – депортации советских немцев во время Великой Отечественной войны. В преддверии этой памятной даты мы поговорили с несколькими молодыми российскими немками, активистками Немецкого молодежного объединения, и попросили их рассказать о родных, переживших депортацию и трудармию. Их искренними и трогательными рассказами о сильных и несгибаемых людях мы делимся с вами.
Александра Троицкая (Герингер по бабушке, Франк по дедушке), город Иваново.
Александра Троицкая
Моя бабушка всегда вспоминала 2 сентября 1941 года со слезами. Представить себе сейчас то, что она описывала, очень сложно. Тогда бабушке было 6 лет, а ее брату 4 года. Вот отрывок из ее рассказа:
«Была темная ночь. Все спали, как вдруг в дом вошли солдаты и сказали, что мы должны одеться, взять с собой только документы. Я взяла с собой любимую куклу. Папа, мама, да вообще все, не понимали, что происходит. А объяснять нам ничего не хотели. Мы вышли на улицу, а там шум, крики, люди бегают, солдаты. Паники не было, но никто не мог понять, что же мы сделали, куда нам надо идти и почему.
Всех повели к реке, где нас посадили на грузовую баржу. По дороге к Волге ко мне подошел солдат, забрал мою куклу и выкинул ее за забор дома. Почему-то именно эта картина остро отпечаталась в памяти. Моя любимая кукла. Солдат добавил: «Только документы!»
Вера Ивановна Франк, до замужества Герингер, по имени от рождения Эльвира Иогановна (имя было изменено при выдаче паспорта)
Людей было много, и мы плыли всю дорогу стоя. Мама обняла нас с братом крепко и поцеловала. Из родителей только папа понимал русский язык. Но и он не мог выяснить, куда нас всех везут, зачем. И все, что у нас было: дом, хозяйство, папины лошади, вещи и так далее, - оставлено. А мы ехали в неизвестность. Потом вагоны, было страшно, дети умирали, старики. Нас привезли в Сибирь, как потом оказалось в Красноярский край. Поселили в старой, заброшенной школе, в спортзале. Четыре семьи расположились по углам. В центре стояла печь-буржуйка. Но самое ужасное ждало нас впереди...
Местные жители звали нас фашистами, унижали, кидали камни в нас, дети не хотели с нами играть. Постепенно мы изучали русский язык. В 1942 году папу забрали в трудармию. Знала бы я тогда, что это такое... все попрощались с ним. Мама сильно плакала, а я не понимала. Он ушел.
У нас нет ни одной фотографии папы, и с годами образ его стирался из моих воспоминаний о нем. Никто из нашего поселения не вернулся из трудармии. Не вернулся и мой отец».
Помню, что у бабушки с дедом дома была огромная кукла. И бабушка никому не давала с ней играть. Она стояла в платяном шкафу. Мы тайно играли с ней. Конечно, это не та самая кукла, но как будто бы это восполнение через игрушку утраченного. Моих бабушки и дедушки нет в живых уже давно. Но их воспоминания я не забуду и буду хранить. Я люблю вас!
Мария Гарвардт, город Санкт-Петербург. Активист молодежного клуба „Jugendblitz“:
Мария Гарвардт
В моей семье один трудармеец – мой прадед, Эдмунд Иоганович Гехт, или, как его называли всю жизнь, Эдмунд Иванович. Он был мобилизован в строительные колонны в августе 1941 года из Запорожской области, где проживала вся его семья – беременная на тот момент жена и четверо детей. В следующий раз они увиделись только в середине 1950-х. Село Тиффенбрун было оккупировано осенью 1941 года, прабабушка, бабушка и ее братья были отправлены на территорию Третьего Рейха для тяжелых работ, где прабабушка, Фрида Оттовна, скончалась от тифа. После освобождения Польши дети и их тетушка смогли вернуться, но уже на Север, в Архангельскую область.
Эдмунд Иванович очень мало рассказывал детям и внукам о военном времени. Мы знаем только, что его колонна находилась где-то на Урале, предположительно в районе Челябинска, а в 1946 году была переброшена в Саров, на Арзамас-16. Естественно, с этого секретного объекта не осталось ни фотографий, ни других документов. Прадед вспоминал, что условия работы на объекте зависели от тяжести статьи трудармейца. «Внутрь», в урановые шахты, посылали уголовников. Оттуда практически не возвращались.
Немцы работали в «верхней» команде, на наземном строительстве. Однако и этого облучения хватило Эдмунду Ивановичу, чтобы получить лейкемию.
Эдмунд Иоганович Гехт
То, как прадедушка вылечил белокровие, это наша семейная байка. Врачи лагеря назначили ему красное вино. Товарищи купили и принесли в палату несколько бутылок.
Дед пожал плечами и убрал вино в тумбочку – он не был привычен к этому напитку. В следующий раз вспомнил о нем, когда у соседа был день рождения: как не выпить за здоровье! И на следующий день действительно почувствовал себя лучше. Тут же объявил, что отныне это не заначка, а лекарство, и употреблял его в строгой дозировке – один стакан в день. Лейкемия действительно отступила.
В 1954 году прадед приехал на Север. Дети выросли в разных детских домах области, и уже после войны сестра прабабушки, Хильда Оттовна, сумела собрать их всех под одной крышей. И прадед, и бабушка, и все ее братья стали строителями. Многие дома в моем родном городе, а также других городах бывшего Союза построены их силами.
Но самое важное, по моему мнению, то, что спустя годы разлуки они сумели построить крепкую, любящую семью, сохранить множество традиций и передать их своим детям и внукам.
Эдмунд Иоганович умер за два месяца до своего девяностолетия. Я родилась через полтора года. Мы не были знакомы, но я бережно храню все воспоминания о нем, потому что это большая ценность – знать, что даже среди тяжелейших жизненных невзгод во времена, которые не выбирают, можно оставаться человеком.
Яна Генеман, выпускница Алтайского государственного педагогического университета. Лингвистический институт, направление: преподаватель немецкого и английского языка:
Яна Генеман
Мой прадед, Фердинанд Андрееевич Генеман, был депортирован из села Витман (сегодня село Золотовка Марксовского района Саратовской области – прим. ред.) 21 августа 1941 года.
Свадьба Фердинанда Андреевича и Екатерины Ивановны
Вместе с родителями его, девятилетнего, загрузили в товарный поезд и повезли, они не знали куда. Говорить нечего о том, что условия были ужасные, люди в вагонах были вместе со скотиной. На станциях останавливались и выкидывали трупы людей и животных – тех, кто не пережил путь. Через месяц они добрались до Алтайского края, село Шишкино. Жить там было негде, и они скитались по улицам, оказались в селе Забродино Алтайского края.
Семья Генеман, на руках у Екатерины Ивановны, прабабушки, Екатерина Фердинандовна, бабушка Яны
Затем моего прапрадеда, Виктора Виндилиновича Гааса, забрали в трудармию в село Мундыбаш Таштагольского района Кемеровской области, он перевез туда всю свою семью.
Фердинанд Андреевич с семьей, справа на фото бабушка Яны Екатерина Фердинандовна Генеман
Прадед Фердинанд Андреевич умер в возрасте 45 лет, погиб в автокатастрофе. Прабабушка Екатерина Ивановна живет в селе Луговое, в Алтайском крае.
Полина Ахметова (Дамм), город Томск. Художник-бутафор и художник-постановщик, победительница конкурса грантов «Российские немцы в авангарде будущего»:
Полина Ахметова (Дамм)
Первое, что вспоминается, - это что дедушка и бабушка были очень работящие. Много дел по хозяйству, постоянно чем-то заняты. Они очень любили свой дачный участок, работали на земле с любовью. Дед часто вспоминал свой сад в Шиллинге, тосковал по нему. С бабушкой я провела много времени на даче, когда гостила там летом.
Самое интересное время - вечером, перед тем как ложиться спать. Забираешься на высокую кровать и расспрашиваешь их про детство и жизнь в деревне, это всегда были самые интересные рассказы.
Дед часто говорил: «Надо трудиться». А бабушка: «Надо учиться».
Дедушка Полины Яков Дамм (справа) и его двоюродный брат Иван (слева) в 1940 году
Конечно, еще есть детские воспоминания о том, как дедушка и бабушка говорили на русском, вставляя немецкие слова.
И если ругались при нас, то на немецком. Нам с сестрой казалось это смешным. Это так и было. С такой теплотой это вспоминается.
Еще выделялась их практичность в быту, немецкая. Или, может, это так было из-за пережитых лишений.
Вообще у деда было три класса образования, но придумок и изобретений, разных приспособлений для жизни было много, куда ни глянь. Такой «инженер из народа».
И что еще вспоминается - вкус бабушкиного пирога. В семье его звали «Кух!». Это сейчас я знаю, что это ривелькухен. Это был настоящий «король» всех домашних праздников. Без преувеличения скажу, что вкус его был божественный. У бабушки была легкая рука на тесто. Я унаследовала от бабушки внешность, но не эту легкость с тестом. Рука скорее от деда, и видимо тяга к изобретениям из подручных средств: для театрального художника это основа ремесла.
По ссылке вы можете прочитать материал о проекте Полины Ахметовой (Дамм) - световых картинах, раскрывающих историю и традиции российских немцев.