Российские немцы между национальной реабилитацией и общей иммиграционной политикой 21 декабря 2006 г. Геттингенская рабочая группа отметила свое 60-летие. За время своего существования она стала общепризнанным научно-исследовательским сообществом, изучающим актуальные проблемы истории и современного положения немцев в Восточной Европе, различные аспекты развития Германии и ее восточно-европейских соседей, их сотрудничества в общеевропейском пространстве. С праздничной речью на юбилейном мероприятии обратился к сотрудникам исследовательской группы, представителям землячества немцев из России, к гостям д-р Кристоф Бергнер, Уполномоченный федерального правительства по делам переселенцев и национальных меньшинств. Приводим полный текст доклада.
Глубокоуважаемый господин профессор Лухтерханд,
глубокоуважаемые члены Геттингенской рабочей группы,
дорогие представители землячества немцев из России,
дамы и господа,
глубокоуважаемые члены Геттингенской рабочей группы,
дорогие представители землячества немцев из России,
дамы и господа,
благодарю за приглашение на празднование 60-летнего юбилея Геттингенской рабочей группы и рад, что имею возможность передать Вам привет и наилучшие пожелания по этому поводу от Федеративного Министерства Внутренних дел.
(Вашу озабоченность, господин профессор Лухтерханд, что я восприму эту поездку в Геттинген так незадолго до Рождества как «жертвенный путь», я могу спокойно развеять. Геттинген для меня как жителя Галле уже только потому всегда желанная цель поездок, что при обновлении нашей alma mater после объединения мы благодарны Геттингенскому университету за оказанную большую помощь. Так, ваш вице-президент проф. Раушнинг был деканом-основателем нашего юридического факультета, который необходимо было вновь образовывать в связи с ликвидацией характерного для ГДР отделения общественно-политических и правовых наук, и он в ходе этой работы транслировал многое от учредительного духа Геттингенской рабочей группы.)
В остальном я, принимая участие в Вашем мероприятии, следую служебной потребности, которая сопровождает меня с момента моего вступления в должность уполномоченного по делам переселенцев в феврале текущего года. Это желание по возможности наиболее систематично вникнуть в подоплеку сферы моей деятельности, будь то исторические взаимосвязи, культурно-исторические связи, международно-правовые данности и др.
Проблемы, входящие в круг моих обязанностей, - интеграция поздних переселенцев, положение немцев в восточно-европейских странах, ситуация вокруг национальных меньшинств в Германии и Европе – не были мне незнакомы в связи с тем, что ранее я соприкасался с соответствующими областями. Принятие политических решений требует, однако, более систематического рассмотрения, чем простое знание отдельных данностей.
Переселенческая политика требует научного сопровождения; сопровождения такого, которое наряду с другими представила в прошедшие годы Геттингенская рабочая группа.
Поэтому в начале моего выступления должны прозвучать слова признания: когда 60 лет назад, непосредственно после окончания эры национал-социалистической диктатуры и Второй Мировой войны, образовалась Геттингенская рабочая группа, это было первое исследовательское учреждение на территории послевоенной Германии, которое занималось Восточной и Средневосточной Европой.
В каком свете мы бы не рассматривали сегодня, спустя 60 лет, ожидания от тогдашнего основания – осознанное научное обращение к региону, который для многих изгнанных и переселенцев был потерянной либо оставленной родиной, историческому и культурному значению которого все-таки уделялось все меньше внимания в общественной дискуссии нашей страны, это научное внимание может считаться с позиции наших дней важным и полезным.
С точки зрения нашего дома при этом должны быть особенно отмечены работы по народности, которая находится в центре внимания данного юбилейного мероприятия – российские немцы. В первую очередь, это были труды Вашего «Института исследования Германии и Восточной Европы» и его преемника, а также других научно-исследовательских учреждений, объединенных в единую с ним научную сеть; мы благодарны им за их результаты, поскольку они внесли важный вклад в политическое консультирование.
Вернусь, однако, к заявленной мною теме. Я должен говорить о «российских немцах между национальным искуплением и общей иммиграционной политикой». Перед Вами, теми, на чью компетенцию и знания об истории и культуре этой немецкой народности я собственно претендую, это особый вызов.
Итак, я попытаюсь «знать свой шесток» и сконцентрироваться в дальнейшем, прежде всего, на политическом ракурсе. Последующий симпозиум, несомненно, предоставит необходимые возможности для ракурса научного.
(Вашу озабоченность, господин профессор Лухтерханд, что я восприму эту поездку в Геттинген так незадолго до Рождества как «жертвенный путь», я могу спокойно развеять. Геттинген для меня как жителя Галле уже только потому всегда желанная цель поездок, что при обновлении нашей alma mater после объединения мы благодарны Геттингенскому университету за оказанную большую помощь. Так, ваш вице-президент проф. Раушнинг был деканом-основателем нашего юридического факультета, который необходимо было вновь образовывать в связи с ликвидацией характерного для ГДР отделения общественно-политических и правовых наук, и он в ходе этой работы транслировал многое от учредительного духа Геттингенской рабочей группы.)
В остальном я, принимая участие в Вашем мероприятии, следую служебной потребности, которая сопровождает меня с момента моего вступления в должность уполномоченного по делам переселенцев в феврале текущего года. Это желание по возможности наиболее систематично вникнуть в подоплеку сферы моей деятельности, будь то исторические взаимосвязи, культурно-исторические связи, международно-правовые данности и др.
Проблемы, входящие в круг моих обязанностей, - интеграция поздних переселенцев, положение немцев в восточно-европейских странах, ситуация вокруг национальных меньшинств в Германии и Европе – не были мне незнакомы в связи с тем, что ранее я соприкасался с соответствующими областями. Принятие политических решений требует, однако, более систематического рассмотрения, чем простое знание отдельных данностей.
Переселенческая политика требует научного сопровождения; сопровождения такого, которое наряду с другими представила в прошедшие годы Геттингенская рабочая группа.
Поэтому в начале моего выступления должны прозвучать слова признания: когда 60 лет назад, непосредственно после окончания эры национал-социалистической диктатуры и Второй Мировой войны, образовалась Геттингенская рабочая группа, это было первое исследовательское учреждение на территории послевоенной Германии, которое занималось Восточной и Средневосточной Европой.
В каком свете мы бы не рассматривали сегодня, спустя 60 лет, ожидания от тогдашнего основания – осознанное научное обращение к региону, который для многих изгнанных и переселенцев был потерянной либо оставленной родиной, историческому и культурному значению которого все-таки уделялось все меньше внимания в общественной дискуссии нашей страны, это научное внимание может считаться с позиции наших дней важным и полезным.
С точки зрения нашего дома при этом должны быть особенно отмечены работы по народности, которая находится в центре внимания данного юбилейного мероприятия – российские немцы. В первую очередь, это были труды Вашего «Института исследования Германии и Восточной Европы» и его преемника, а также других научно-исследовательских учреждений, объединенных в единую с ним научную сеть; мы благодарны им за их результаты, поскольку они внесли важный вклад в политическое консультирование.
Вернусь, однако, к заявленной мною теме. Я должен говорить о «российских немцах между национальным искуплением и общей иммиграционной политикой». Перед Вами, теми, на чью компетенцию и знания об истории и культуре этой немецкой народности я собственно претендую, это особый вызов.
Итак, я попытаюсь «знать свой шесток» и сконцентрироваться в дальнейшем, прежде всего, на политическом ракурсе. Последующий симпозиум, несомненно, предоставит необходимые возможности для ракурса научного.
Итак, если речь идет о представляемых мной постановках политических целей, то нетрудно предположить, что сначала нужно указать на соответствующий текст из коалиционного соглашения нашего федерального правительства.
В нем зафиксировано: «Мы и в дальнейшем признаем себя ответственными как за тех людей, которые, будучи немцами, пострадали в Южной и Восточной Европе, а также в Советском Союзе от последствий Второй Мировой войны и хотят остаться на своей нынешней родине, так и за тех, которые переселяются в Германию. Это касается, прежде всего, немцев в странах – преемниках Советского Союза, для которых определенная войной судьба имеет самые длительные последствия. Культура изгнанных со своей родины немцев является составной частью наследия всей немецкой нации, о котором мы заботимся и которое хотим сохранить. Представителям немецкого меньшинства в странах, откуда происходят переселенцы, должны быть обеспечены лучшие жизненные перспективы и перспективы на будущее в этих странах путем оказания помощи из Германии, эффективность которой мы хотим повысить».
Приведенные отрывки из коалиционного соглашения кажутся мне достойными внимания и цитирования по двум причинам.
Во-первых, заслуживает упоминания то, что в оба предыдущих выборных срока переселенческая политика не находила такого определенно выраженного внимания в программных документах соответствующих федеральных правительств, как в приведенных выше пассажах.
Важнее то, что коалиционное соглашение четко отмечает связь между переселенческой политикой и преодолением последствий войны. Без этой связи цели переселенческой политики остаются непонятными. При этом помогает исторический ретроспективный взгляд на послевоенную ситуацию, чтобы лучше осознать масштабы политики, направленной на преодоление последствий войны. После ужасов национал-социализма и катастроф Второй Мировой войны стоял вопрос: Как относится Германия, как немцы относятся к своей национальной ответственности? Вопрос, который, как известно, не полностью потерял свое значение до сегодняшнего дня.
При этом понимание национальной ответственности содержало, по крайней мере, два аспекта:
- С одной стороны, после падения «Третьего рейха» речь шла о примирении и возмещении ущерба жертвам национал-социалистического расового безумия и гитлеровских завоевательных войн.
- Наряду с этой целью примирения стояла еще один неотложная необходимость солидарности между немцами, которые были затронуты последствиями войны и тирании весьма по-разному, часто принудительно либо случайно. Были те, кому посчастливилось вернуться с войны невредимыми, и те, которые были убиты или ранены. Были те, кому посчастливилось сохранить свое имущество, и те, кого разбомбили. Были те, кто продолжал жить на родине, и те, кого с родины изгнали.
Поэтому взять на себя национальную ответственность означало наряду с необходимыми усилиями немцев по примирению также и поиск солидарного уравнивания среди в различной степени пострадавших от войны немцев. Сферы этой политики уравнивания тягот были, как известно, многогранными.
В соответствии с логикой этой солидарности (и, кроме того, согласно конституционно-правовым выводам статьи 116 Основного закона) немцы в странах Восточной Европы, которые в результате войны вынуждены были нести из-за своей национальной принадлежности тяжелый груз, должны были иметь право на помощь от нашего немецкого общества.
Памятуя об этих взаимосвязях, становится очевидным, что переселенческая политика – это не какая-то иммиграционная политика. Переселенческая политика является составной частью длящихся до сегодняшних дней усилий федерального правительства следовать национальной ответственности Германии относительно последствий национал-социализма и Второй Мировой войны.
Российские немцы были во временном отношении последними, по отношению к которым проявилась необходимость этого солидарной компенсации. На их судьбе, судьбе тех, кто стал после нападения Гитлера на Советский Союз невинными жертвами сталинской мести, последствия войны сказывались дольше и, вероятно, в большей степени, чем у других немецких народностей за границей. Поэтому германское государство сразу же после падения железного занавеса четко заявило о своей солидарности с российскими немцами и попыталось эту солидарность воплотить в жизнь двумя способами:
- во-первых, путем оказания помощи немецкому меньшинству в их родных регионах бывшего Советского Союза,
- во-вторых, продемонстрировав готовность к приему, присвоению гражданства и интеграции тех, кто хотел вернуться на свою историческую родину в Германию.
В обеих областях федеральное правительство предприняло, особенно в 90-е годы, довольно многое:
- Более 900 миллионов евро потрачено на помощь немцам в регионах их проживания на территории бывшего Советского Союза, с целью оказания помощи в преодолении последствий депортации и подавления.
- 2,3 миллиона российских немцев – поздних переселенцев были приняты и интегрированы в Германии. Это достаточно точно соответствует числу жителей Республики Тюрингия. Одно это сравнение – то, что мы в рамках приема переселенцев получили по числу жителей еще одну федеральную землю – показывает масштаб свершения. Относительная бесшумность, в которой протекал процесс подобного масштаба, может служить доказательством того, что в большинстве случаев интеграция в наше общество, по-видимому, удалась, в любом случае, в большей степени, чем хотят нам доказать иной раз легкомысленные разговоры и СМИ. К сожалению, не обходится без публикаций, которые создают впечатление, что российские немцы будто бы являются наиболее проблематичной группой переселенцев. Как раз недавно нам снова представилась возможность указать на совсем иные результаты, когда исследование Управления уголовного розыска федеральной земли Гамбург – так же как и более ранние исследования в других федеральных землях – установило, что среднее количество уголовных преступлений, совершаемых поздними переселенцами, скорее ниже, чем у коренного населения. При этом нельзя умалять трудностей, возникающих с проблемными группами, прежде всего молодыми мужчинами, которые с трудом перенесли стресс от переселения и смены социальной среды. Как раз для таких проблемных групп нам и в будущем необходима целенаправленная интеграционная работа. Однако мы ухудшаем предпосылки для интеграции, если ставим российских немцев под несправедливое всеобщее подозрение, как это, к сожалению, слишком часто случается.
Как показатели помощи в родных регионах, так и число принятых весьма впечатляют, но как раз на фоне таких значимых итогов встает вопрос о дальнейших перспективах политики в отношении переселенцев.
Какие перспективы имеет политика, которая хочет соответствовать во времени особому масштабу ее политического намерения – преодолению последствий войны и возложению на себя национальной ответственности. Как мы можем сделать возможным, что предыдущие результаты политики в отношении переселенцев станут фундаментом для указывающих в будущее структур, таких, например, как европейский объединительный процесс или в рамках связей гражданского общества с государствами-партнерами на территории бывшего Советского Союза?
Прежде чем обратиться к этим вопросам, я хотел бы критически рассмотреть в рамках заявленной темы развитие в последнее время.
За прошедшие годы количество правовых барьеров для переселения российских немцев в ФРГ весьма возросло. Наибольшее значение имели введение в 1996 году языкового теста для установления статуса позднего переселенца (§ 6 абз. 2 BVFG – Федерального Закона о высланных и беженцах) и связанная с законом о переселенцах необходимость доказать знание основ немецкого языка, чтобы согласно § 7 абз. 2 быть включенным в качестве члена семьи в заключение о приеме и иметь возможность на основании семейной принадлежности переселиться вместе с поздним переселенцем.
Чтобы предотвратить недопонимание, необходимо подчеркнуть:
Знание немецкого языка является важнейшей предпосылкой для успешной интеграции в нашей стране. Поэтому я вновь и вновь на своих встречах настоятельно обращаюсь к поздним переселенцам с призывом изучать немецкий язык и по возможности снова превратить его в родной. Ведь русский язык при этом забывать не нужно!
Каким бы важным не было освоение немецкого языка, но требование овладения немецким языком не должно привести к созданию неверного представления о народности российских немцев. Утрата знаний немецкого языка среди многих российских немцев не является результатом легкомысленного добровольного отказа от своей культуры либо вовсе игнорирования собственной немецкой идентичности. Утрата немецкого языка в большинстве случаев есть результат сталинской политики репрессий и поэтому неразрывно связана с последствиями войны.
Поэтому мы едва ли можем упрекать российских немцев, которым мы хотим помочь в преодолении последствий войны, за утрату родного немецкого языка.
Доказательством борьбы российских немцев за привязанность к своему языку служит для меня наряду с многочисленными описаниями личных судеб волнующее стихотворение российской немки, поэтессы Эрны Гуммель: An meine Muttersprache
В нем зафиксировано: «Мы и в дальнейшем признаем себя ответственными как за тех людей, которые, будучи немцами, пострадали в Южной и Восточной Европе, а также в Советском Союзе от последствий Второй Мировой войны и хотят остаться на своей нынешней родине, так и за тех, которые переселяются в Германию. Это касается, прежде всего, немцев в странах – преемниках Советского Союза, для которых определенная войной судьба имеет самые длительные последствия. Культура изгнанных со своей родины немцев является составной частью наследия всей немецкой нации, о котором мы заботимся и которое хотим сохранить. Представителям немецкого меньшинства в странах, откуда происходят переселенцы, должны быть обеспечены лучшие жизненные перспективы и перспективы на будущее в этих странах путем оказания помощи из Германии, эффективность которой мы хотим повысить».
Приведенные отрывки из коалиционного соглашения кажутся мне достойными внимания и цитирования по двум причинам.
Во-первых, заслуживает упоминания то, что в оба предыдущих выборных срока переселенческая политика не находила такого определенно выраженного внимания в программных документах соответствующих федеральных правительств, как в приведенных выше пассажах.
Важнее то, что коалиционное соглашение четко отмечает связь между переселенческой политикой и преодолением последствий войны. Без этой связи цели переселенческой политики остаются непонятными. При этом помогает исторический ретроспективный взгляд на послевоенную ситуацию, чтобы лучше осознать масштабы политики, направленной на преодоление последствий войны. После ужасов национал-социализма и катастроф Второй Мировой войны стоял вопрос: Как относится Германия, как немцы относятся к своей национальной ответственности? Вопрос, который, как известно, не полностью потерял свое значение до сегодняшнего дня.
При этом понимание национальной ответственности содержало, по крайней мере, два аспекта:
- С одной стороны, после падения «Третьего рейха» речь шла о примирении и возмещении ущерба жертвам национал-социалистического расового безумия и гитлеровских завоевательных войн.
- Наряду с этой целью примирения стояла еще один неотложная необходимость солидарности между немцами, которые были затронуты последствиями войны и тирании весьма по-разному, часто принудительно либо случайно. Были те, кому посчастливилось вернуться с войны невредимыми, и те, которые были убиты или ранены. Были те, кому посчастливилось сохранить свое имущество, и те, кого разбомбили. Были те, кто продолжал жить на родине, и те, кого с родины изгнали.
Поэтому взять на себя национальную ответственность означало наряду с необходимыми усилиями немцев по примирению также и поиск солидарного уравнивания среди в различной степени пострадавших от войны немцев. Сферы этой политики уравнивания тягот были, как известно, многогранными.
В соответствии с логикой этой солидарности (и, кроме того, согласно конституционно-правовым выводам статьи 116 Основного закона) немцы в странах Восточной Европы, которые в результате войны вынуждены были нести из-за своей национальной принадлежности тяжелый груз, должны были иметь право на помощь от нашего немецкого общества.
Памятуя об этих взаимосвязях, становится очевидным, что переселенческая политика – это не какая-то иммиграционная политика. Переселенческая политика является составной частью длящихся до сегодняшних дней усилий федерального правительства следовать национальной ответственности Германии относительно последствий национал-социализма и Второй Мировой войны.
Российские немцы были во временном отношении последними, по отношению к которым проявилась необходимость этого солидарной компенсации. На их судьбе, судьбе тех, кто стал после нападения Гитлера на Советский Союз невинными жертвами сталинской мести, последствия войны сказывались дольше и, вероятно, в большей степени, чем у других немецких народностей за границей. Поэтому германское государство сразу же после падения железного занавеса четко заявило о своей солидарности с российскими немцами и попыталось эту солидарность воплотить в жизнь двумя способами:
- во-первых, путем оказания помощи немецкому меньшинству в их родных регионах бывшего Советского Союза,
- во-вторых, продемонстрировав готовность к приему, присвоению гражданства и интеграции тех, кто хотел вернуться на свою историческую родину в Германию.
В обеих областях федеральное правительство предприняло, особенно в 90-е годы, довольно многое:
- Более 900 миллионов евро потрачено на помощь немцам в регионах их проживания на территории бывшего Советского Союза, с целью оказания помощи в преодолении последствий депортации и подавления.
- 2,3 миллиона российских немцев – поздних переселенцев были приняты и интегрированы в Германии. Это достаточно точно соответствует числу жителей Республики Тюрингия. Одно это сравнение – то, что мы в рамках приема переселенцев получили по числу жителей еще одну федеральную землю – показывает масштаб свершения. Относительная бесшумность, в которой протекал процесс подобного масштаба, может служить доказательством того, что в большинстве случаев интеграция в наше общество, по-видимому, удалась, в любом случае, в большей степени, чем хотят нам доказать иной раз легкомысленные разговоры и СМИ. К сожалению, не обходится без публикаций, которые создают впечатление, что российские немцы будто бы являются наиболее проблематичной группой переселенцев. Как раз недавно нам снова представилась возможность указать на совсем иные результаты, когда исследование Управления уголовного розыска федеральной земли Гамбург – так же как и более ранние исследования в других федеральных землях – установило, что среднее количество уголовных преступлений, совершаемых поздними переселенцами, скорее ниже, чем у коренного населения. При этом нельзя умалять трудностей, возникающих с проблемными группами, прежде всего молодыми мужчинами, которые с трудом перенесли стресс от переселения и смены социальной среды. Как раз для таких проблемных групп нам и в будущем необходима целенаправленная интеграционная работа. Однако мы ухудшаем предпосылки для интеграции, если ставим российских немцев под несправедливое всеобщее подозрение, как это, к сожалению, слишком часто случается.
Как показатели помощи в родных регионах, так и число принятых весьма впечатляют, но как раз на фоне таких значимых итогов встает вопрос о дальнейших перспективах политики в отношении переселенцев.
Какие перспективы имеет политика, которая хочет соответствовать во времени особому масштабу ее политического намерения – преодолению последствий войны и возложению на себя национальной ответственности. Как мы можем сделать возможным, что предыдущие результаты политики в отношении переселенцев станут фундаментом для указывающих в будущее структур, таких, например, как европейский объединительный процесс или в рамках связей гражданского общества с государствами-партнерами на территории бывшего Советского Союза?
Прежде чем обратиться к этим вопросам, я хотел бы критически рассмотреть в рамках заявленной темы развитие в последнее время.
За прошедшие годы количество правовых барьеров для переселения российских немцев в ФРГ весьма возросло. Наибольшее значение имели введение в 1996 году языкового теста для установления статуса позднего переселенца (§ 6 абз. 2 BVFG – Федерального Закона о высланных и беженцах) и связанная с законом о переселенцах необходимость доказать знание основ немецкого языка, чтобы согласно § 7 абз. 2 быть включенным в качестве члена семьи в заключение о приеме и иметь возможность на основании семейной принадлежности переселиться вместе с поздним переселенцем.
Чтобы предотвратить недопонимание, необходимо подчеркнуть:
Знание немецкого языка является важнейшей предпосылкой для успешной интеграции в нашей стране. Поэтому я вновь и вновь на своих встречах настоятельно обращаюсь к поздним переселенцам с призывом изучать немецкий язык и по возможности снова превратить его в родной. Ведь русский язык при этом забывать не нужно!
Каким бы важным не было освоение немецкого языка, но требование овладения немецким языком не должно привести к созданию неверного представления о народности российских немцев. Утрата знаний немецкого языка среди многих российских немцев не является результатом легкомысленного добровольного отказа от своей культуры либо вовсе игнорирования собственной немецкой идентичности. Утрата немецкого языка в большинстве случаев есть результат сталинской политики репрессий и поэтому неразрывно связана с последствиями войны.
Поэтому мы едва ли можем упрекать российских немцев, которым мы хотим помочь в преодолении последствий войны, за утрату родного немецкого языка.
Доказательством борьбы российских немцев за привязанность к своему языку служит для меня наряду с многочисленными описаниями личных судеб волнующее стихотворение российской немки, поэтессы Эрны Гуммель: An meine Muttersprache
„Durch dich verlor ich einst mein Vaterhaus
erniedrigt musst ich in die Welt hinaus ….
Wenn ich im Staub auch deinetwegen lag
Bliebst du die Kraft, die neue Hoffnung gab ….“
erniedrigt musst ich in die Welt hinaus ….
Wenn ich im Staub auch deinetwegen lag
Bliebst du die Kraft, die neue Hoffnung gab ….“
С этого уважительного отношения к своему родному языку некоторые из нас, кто вырос в нашем немецком обществе большинства и использует язык небрежно, могут брать пример.
Тот, кто хочет понять идентичность российских немцев, не должен, таким образом, ориентироваться на критерии приема, прописанные в законе о поздних переселенцах. Мы сталкиваемся с российскими немцами в большей степени как с общностью судеб, а не как с языковой общностью. Я говорю это не потому, что считаю возможным или выступаю за соответствующее изменение в законе о переселенцах. Но я хотел бы – после того, как и для меня это стало учебным процессом - все-таки предотвратить поддержание неверного представления о культурной идентичности российских немцев. Эту культурная идентичность не должна быть привязана, прежде всего, к языку, а скорее к семейной традиции, судьбе семьи, опыту страданий и конфликта, особенно в связи с депортацией и последующим угнетением в вопросах принадлежности к религии и конфессии.
С 1996 года желающий переселится российский немец, прежде чем получить статус позднего переселенца, должен подтвердить свою принадлежность к немецкой народности и свидетельство правовой отнесенности к немецкой национальности через «передаваемый в семье немецкий язык» (§ 6 абз. 2 Закона о переселенцах). Законодатель постарался учесть обстоятельство крайнего подавления передачи родного языка в семье. Критерий передачи немецкого языка может отпасть, если передача языка в семье «в области переселения не была возможной или допустимой». Доказать подобное подавление языка, однако, до сих пор удалось лишь в отдельных случаях. Да и как можно документально засвидетельствовать ценные в правовом отношении основания причин утраты языка среди всего того ущерба от угнетения и тирании, который проявляется до сих пор.
После введения языкового теста среди российских немцев, прибывающих в Германию, снизилось число тех, кто был принят как «поздний переселенец собственной персоной» за счет тех, кто был «включен в свидетельство о приеме» как член семьи (потомки). Но при этом, в разрез с многочисленными утверждениями, национальная принадлежность приехавших к нам почти не изменилась. Те, кто раньше прибыли бы как поздние переселенцы, впоследствии в еще большем количестве приехали как родственники поздних переселенцев. Однако возникли новые жесткие ситуации, поскольку нужно было быть внесенным в свидетельство о приеме позднего переселенца еще до его отъезда, если возникало желание переехать в Германию, будучи российским немцем. В ином случае больше уже не было шансов сделать этот шаг. Так, в свои приемные часы я сталкиваюсь с потрясающими случаями разорванных семей, которым я не могу обещать никакой помощи. Например, я вспоминаю старого крестьянина, который поведал мне, что его четыре сестры и брата были после депортации рассеяны на многие километры друг от друга. Однако матери в течение десяти лет удалось снова собрать всех в одном месте. Почему же – это его вопрос – мы запрещаем ему, приехавшему, будучи немцем, в свободную Германию, забрать свою третью дочь, которая при выезде семьи несколько лет назад еще не могла поехать вместе со всеми в Германию?
С момента вступления в силу закона о переселенцах количество барьеров вновь увеличилось. С 1 января 2005 года и члены семьи позднего переселенца должны показать знания языка (которые, правда могут быть не полученными в семье, а изучены на соответствующих занятиях), для того чтобы быть включенными в свидетельство о приеме позднего переселенца. То, что может считаться рациональным с точки зрения содействия интеграции в немецкое общество, становится проблематичным, когда законодатель собирается решать вопрос о национальной принадлежности на основании языкового критерия. Так, закон о переселенцах (§ 27 абз. 1 BVFG) обозначает детей родителей-немцев, которые провалили языковой тест и поэтому не могут быть включены в свидетельство о приеме, как «не немецких потомков» позднего переселенца. Я надеюсь, что нам при предстоящем обновлении закона удастся исправить это вводящее в заблуждение обращение (Кто сможет запретить детям немцев желание принадлежать к немецкой народности?), которое оказало проблематичное влияние и на установление идентичности немцами в их родных регионах.
Как уже выражено в формулировке заявленной темы, закон о переселенцах преследует всеобъемлющее понимание интеграции. Поскольку речь идет об интеграции, нет разделения между группами переселенцев в частности. Они все мигранты. Этот метод, возможно, имеет преимущества с точки зрения эффективной организации интеграционной работы. Между тем, уже даже в отношении этого наметились границы. Как раз недавно мне объяснили представители благотворительных союзов, что чем более «социально-психологической» становится интеграционная работа, тем больше необходимо привязываться к культурной идентичности и происхождению соответствующих лиц. Но что не может быть упущено в структуре учреждений и регулирования, так это особые исторические и моральные обязательства политики в отношении переселенцев.
Для федерального правительства это означает, что мы наряду с уполномоченной по делам миграции и интеграции, госпожой министром Бёмер, имеем уполномоченного по вопросам переселенцев и национальных меньшинств в моем лице. Госпожа Бёмер и я хорошо сотрудничаем, но мы уважаем специфику различных задач там, где необходимо ее уважать. Так, у нас существуют для решения специфических целей различные совещательные органы, как например, отвечающий за наши вопросы совет по делам переселенцев, однако, мы пытаемся, как, например, при разработке ожидаемого национального плана интеграции, сводить вместе интересы обеих сторон.
С увеличением числа барьеров для переселенцев число их драматически сократилось. С более чем 200 тысяч российско-немецких поздних переселенцев в год около 10 лет назад до приблизительно 35 тысяч в 2005 году и предположительно 7,5 тысяч в этом году.
Мы исходим из того, что это уменьшившееся переселение объясняется не только увеличением числа барьеров при переселении, поскольку еще многие российские немцы (более 100 тысяч), хотя и имеют свидетельство о приеме, до сих пор не переселились. Это свидетельствует о том, что меньшее количество переселений может рассматриваться как результат нашей политики по оказанию помощи, политики, которая при одновременной экономической консолидации, особенно в России и Казахстане, привела к упрочению у немцев желания остаться.
С уменьшением доли переселенцев появляются новые шансы внести вклад в стабилизацию немецкого меньшинства на их родине. В то время как около 10 лет назад над политикой оказания помощи довлела цель в короткий срок с помощью элементарных мероприятий укрепить немцев в их желании остаться, то сегодня у нас больше возможностей обратиться к вопросам перспектив культурной идентичности российских немцев в их родных регионах и оказывать там помощь. Это означает смещение акцентов, которое в настоящее время нами обсуждается и в связи с которым я, предвосхищая решения, которые еще необходимо принять, хочу высказать лишь два кратких тезиса:
Это, прежде всего, необходимость обратить большее внимание на молодежь и поддержание языка у молодежи. У меня состоялись впечатляющие встречи с представителями молодежных союзов российских немцев в Казахстане и России, во время которых мне представилась возможность познакомиться с желанием этих молодых людей заявить о своем немецком происхождении. Они живут в многонациональных государствах и вряд ли могут найти свою идентичность иначе, чем в связи с собственным происхождением.
Во-вторых, это вопрос образования и развития элит. Российско-немецкое меньшинство в родных регионах нуждается в усиленном развитии культурных элит, которые были бы в состоянии аутентично передавать и представлять опыт народности. Работа, которая осуществляется через нашу посредническую организацию GTZ – Общество технического сотрудничества в рамках работы Центров встреч, вполне может считаться эмансипационной программой для подавляемой в течение долгого времени российско-немецкой народности. Однако вопреки подобным усилиям до сих пор даже хотя бы частично не сформировалось нечто подобное культурному авангарду российских немцев. Даже в GTZ среди сотрудников на местах больше этнических русских, чем российских немцев. Это обстоятельство, похоже, до сих пор практически не вызывало озабоченности, а я считаю его настораживающим признаком. Без решительного дополнения к прилагаемым до сих пор усилиям, например, программ академических обменов непременное образование новой российско-немецкой культурной элиты застрянет на полпути. Понимание этого требует готовности к изменению взглядов: Так, поддержка профессионального образования в прошлом была действительно необходима, чтобы представители немецкого меньшинства на местах имели возможность найти хороший заработок и обеспечить доход. Ввиду необходимости реального формирования элиты эти образовательные возможности впредь не могут считаться достаточными. Они обеспечивают уровень образования, желаемое для каждого российского гражданина, но ни в коей мере не знакомят с культурной спецификой.
Когда начинаешь серьезно и критично задумываться о будущем немецкого меньшинства в странах СНГ, возникают многочисленные вопросы, для компетентного ответа на которые точно могла бы помочь научная оценка, такая, какую осуществляет ваша рабочая группа.
Ориентируясь на какой идеал могли в будущем развиваться российско-немецкие меньшинства? Должны ли российские немцы примириться с «отсутствием родины» у своей народности, являющейся результатом депортации и коммунистического произвола, внутри России, должны ли они развивать свою культурную идентичность в положении диаспоры? Или они могут опираться на традиционное представление России о государстве как о многонациональном государстве, в котором каждый народ обладает собственной, родной территорией и чаще всего даже собственной государственностью? Во время моих предыдущих визитов у меня сложилось впечатление, что самоорганизация российских немцев в Казахстане, где немцы после развала Советского Союза вынуждены были смириться с ситуацией диаспоры, функционирует с меньшими проблемами, чем в Российской Федерации. Чтобы проверить, надолго ли хватит связующей силы совместной немецкой идентичности, чтобы в стране величиной со Среднюю Европу объединять существующие региональные организации в общегосударственном Союзе немцев Казахстана, необходимо время.
В России на федеральном уровне – к счастью, не в региональных организациях – возникло разногласие между организациями российских немцев, которое, по-видимому, вряд ли устранимо и за которым, в конечном счете, стоит конфликт по поводу нерешенного вопроса об идеале. Отягощающим фактором является то, что российское государство ведет себя по отношению к ожиданиям российско-немецкого меньшинства как раз в этом вопросе двойственно.
Российские немцы в России все еще ждут своей законной реабилитации. И это прискорбно ввиду истории страданий этой народности. Однако, при этом необходимо учитывать, что решение о реабилитации для российского законодателя связано, по-видимому, с целым рядом щекотливых вопросов. Не относится ли к такой реабилитации восстановление российско-немецкой государственности? Как она должна осуществляться и какие последствия возникнут при этом для будущей самоорганизации немцев? Тем не менее, с 1992 года существует президентский указ о восстановлении Республики немцев Поволжья, который никогда не приводился в исполнение, но и не упразднен до сих пор. Политически, он, по-видимому, умер, однако для многих российских немцев по-прежнему является отправной точкой и критерием их реабилитационных ожиданий. Другие же ставят вопрос, не было бы более реалистичным исходить из сегодняшнего положения диаспоры, чтобы наконец-то продвинуться в деле реабилитации.
Правительство ФРГ в рамках своей политики поддержки до сих пор не могло оказать влияния на решение этих проблем. Работа с Центрами встреч через посредническую организацию GTZ основывается на широкой сети Центров встреч, расположенных с большим разбросом и имеющих обеспечивающую связь консультационную и информационную систему. В то время как эта работа осуществляется в соответствующей положению диаспоры организационной структуре, особой поддержкой обоих немецких районов Гальбштадт и Азово в Западной Сибири по крайней мере на муниципальном административном уровне была обеспечена хотя бы часть российско-немецкой территориальности. Правда, оба этих сельских района, расположенных в сельскохозяйственной местности, являются лишь пунктами кристаллизации присутствия и деятельности российских немцев в озабоченных своим составом населения сибирских областях.
Наши усилия сотрудничества были, прежде всего, направлены на то, чтобы достичь продления российской федеральной целевой программы в поддержку российских немцев, которая с 1996 года играла важную роль в качестве инструмента софинансирования нашей политики оказания помощи. Финансовый итог этих программ с сегодняшних позиций скорее отрезвляет: в рамках 10-летнего срока были реализованы только 10 % обещанного бюджета. Программа истекает в этом году, о возможностях ее продления мы надеемся точнее узнать на запланированном заседании совместной межправительственной комиссии весной 2007 года.
Весь опыт показывает, что вопрос обязательств в отношении политической реабилитации российских немцев вряд ли сегодня имеет для политического класса Российской Федерации решающее значение. Это повышает нашу ответственность в защите прав этой униженной народности. При этом мы можем исходить из того, что развитие российско-немецких сообществ с их специфическими связями с Федеративной Республикой Германией как раз в сибирских областях (не в последнюю очередь на фоне тамошних демографических проблем) российским государством в высшей степени приветствуется. Здесь имеются шансы для дальнейшего внедрения нашей политики оказания помощи, которые мы должны целенаправленно использовать.
На мой взгляд, возникают новые отправные точки для связи нашего намерения по оказанию помощи с государственными целями России также в связи с Рамочным соглашением Совета Европы о защите национальных меньшинств, которое в России вступило в силу с декабря 1998 года. (Украина его тоже ратифицировала.) К 18 национальным меньшинствам, которые Российская Федерация указала в этом соглашении, относятся и российские немцы. Соглашение обязывает подписавшие его страны защищать национальные меньшинства от дискриминации и ассимиляции против их воли. Оно обязывает осуществлять защиту и меры в поддержку меньшинств в сфере образования, культуры, школьного обучения и в общественной жизни. Соглашение также предусматривает механизмы реализации, как, например, государственные отчеты, которые Россия уже один раз предоставила.
Упоминание Рамочного соглашения Совета Европы указывает на то, что у политики в отношении переселенцев возникают новые сферы задач. При оказании поддержки немецким меньшинствам в Средневосточной Европе и странах – преемниках Советского Союза она может внести вклад в определяющие будущее развитие концепции. В государствах Средневосточной Европы, где поселения немцев возникали часто в интересах Европы - вспомнить хотя бы, например, трансильванских саксонцев или дунайских швабов – немецкое меньшинство может внести вклад в развитие Европейского Союза. Как, например, в Румынии, являющейся кандидатом на вступление, где оно помогает разрабатывать и достигать европейские стандарты. В отношениях со странами – преемниками Советского Союза, где мы заинтересованы в успешном партнерстве, российские немцы могут взять на себя функцию моста, которая содействовала бы налаживанию связей гражданского общества Федеративной Республики Германия и России или Казахстана.
Отправной точкой этих политических усилий остаются и в будущем мысль о преодолении последствий войны и ощущение национальной ответственности после Второй Мировой войны. Федеративной Республике Германия пошло на пользу, что немецкое государство увидело политику преодоления последствий войны не как «вычеркивание» фатальной главы немецкой истории и ее последствий, но как создание определяющих будущее мирных структур. И наша политика в отношении переселенцев также имеет эту перспективу. Не позволим же себе упасть духом!
Какими бы ни вырисовывались будущие сферы задач, проблематика культурных, исторических, а также правовых предпосылок всегда многообразна и достаточно сложна, чтобы и в дальнейшем нуждаться в научном сопровождении.
И, исходя из этого, когда я в заключение пожелаю Геттингенской рабочей группе на последующие десятилетия всего доброго и успешной работы, я сделаю это исключительно из корыстных побуждений.
Тот, кто хочет понять идентичность российских немцев, не должен, таким образом, ориентироваться на критерии приема, прописанные в законе о поздних переселенцах. Мы сталкиваемся с российскими немцами в большей степени как с общностью судеб, а не как с языковой общностью. Я говорю это не потому, что считаю возможным или выступаю за соответствующее изменение в законе о переселенцах. Но я хотел бы – после того, как и для меня это стало учебным процессом - все-таки предотвратить поддержание неверного представления о культурной идентичности российских немцев. Эту культурная идентичность не должна быть привязана, прежде всего, к языку, а скорее к семейной традиции, судьбе семьи, опыту страданий и конфликта, особенно в связи с депортацией и последующим угнетением в вопросах принадлежности к религии и конфессии.
С 1996 года желающий переселится российский немец, прежде чем получить статус позднего переселенца, должен подтвердить свою принадлежность к немецкой народности и свидетельство правовой отнесенности к немецкой национальности через «передаваемый в семье немецкий язык» (§ 6 абз. 2 Закона о переселенцах). Законодатель постарался учесть обстоятельство крайнего подавления передачи родного языка в семье. Критерий передачи немецкого языка может отпасть, если передача языка в семье «в области переселения не была возможной или допустимой». Доказать подобное подавление языка, однако, до сих пор удалось лишь в отдельных случаях. Да и как можно документально засвидетельствовать ценные в правовом отношении основания причин утраты языка среди всего того ущерба от угнетения и тирании, который проявляется до сих пор.
После введения языкового теста среди российских немцев, прибывающих в Германию, снизилось число тех, кто был принят как «поздний переселенец собственной персоной» за счет тех, кто был «включен в свидетельство о приеме» как член семьи (потомки). Но при этом, в разрез с многочисленными утверждениями, национальная принадлежность приехавших к нам почти не изменилась. Те, кто раньше прибыли бы как поздние переселенцы, впоследствии в еще большем количестве приехали как родственники поздних переселенцев. Однако возникли новые жесткие ситуации, поскольку нужно было быть внесенным в свидетельство о приеме позднего переселенца еще до его отъезда, если возникало желание переехать в Германию, будучи российским немцем. В ином случае больше уже не было шансов сделать этот шаг. Так, в свои приемные часы я сталкиваюсь с потрясающими случаями разорванных семей, которым я не могу обещать никакой помощи. Например, я вспоминаю старого крестьянина, который поведал мне, что его четыре сестры и брата были после депортации рассеяны на многие километры друг от друга. Однако матери в течение десяти лет удалось снова собрать всех в одном месте. Почему же – это его вопрос – мы запрещаем ему, приехавшему, будучи немцем, в свободную Германию, забрать свою третью дочь, которая при выезде семьи несколько лет назад еще не могла поехать вместе со всеми в Германию?
С момента вступления в силу закона о переселенцах количество барьеров вновь увеличилось. С 1 января 2005 года и члены семьи позднего переселенца должны показать знания языка (которые, правда могут быть не полученными в семье, а изучены на соответствующих занятиях), для того чтобы быть включенными в свидетельство о приеме позднего переселенца. То, что может считаться рациональным с точки зрения содействия интеграции в немецкое общество, становится проблематичным, когда законодатель собирается решать вопрос о национальной принадлежности на основании языкового критерия. Так, закон о переселенцах (§ 27 абз. 1 BVFG) обозначает детей родителей-немцев, которые провалили языковой тест и поэтому не могут быть включены в свидетельство о приеме, как «не немецких потомков» позднего переселенца. Я надеюсь, что нам при предстоящем обновлении закона удастся исправить это вводящее в заблуждение обращение (Кто сможет запретить детям немцев желание принадлежать к немецкой народности?), которое оказало проблематичное влияние и на установление идентичности немцами в их родных регионах.
Как уже выражено в формулировке заявленной темы, закон о переселенцах преследует всеобъемлющее понимание интеграции. Поскольку речь идет об интеграции, нет разделения между группами переселенцев в частности. Они все мигранты. Этот метод, возможно, имеет преимущества с точки зрения эффективной организации интеграционной работы. Между тем, уже даже в отношении этого наметились границы. Как раз недавно мне объяснили представители благотворительных союзов, что чем более «социально-психологической» становится интеграционная работа, тем больше необходимо привязываться к культурной идентичности и происхождению соответствующих лиц. Но что не может быть упущено в структуре учреждений и регулирования, так это особые исторические и моральные обязательства политики в отношении переселенцев.
Для федерального правительства это означает, что мы наряду с уполномоченной по делам миграции и интеграции, госпожой министром Бёмер, имеем уполномоченного по вопросам переселенцев и национальных меньшинств в моем лице. Госпожа Бёмер и я хорошо сотрудничаем, но мы уважаем специфику различных задач там, где необходимо ее уважать. Так, у нас существуют для решения специфических целей различные совещательные органы, как например, отвечающий за наши вопросы совет по делам переселенцев, однако, мы пытаемся, как, например, при разработке ожидаемого национального плана интеграции, сводить вместе интересы обеих сторон.
С увеличением числа барьеров для переселенцев число их драматически сократилось. С более чем 200 тысяч российско-немецких поздних переселенцев в год около 10 лет назад до приблизительно 35 тысяч в 2005 году и предположительно 7,5 тысяч в этом году.
Мы исходим из того, что это уменьшившееся переселение объясняется не только увеличением числа барьеров при переселении, поскольку еще многие российские немцы (более 100 тысяч), хотя и имеют свидетельство о приеме, до сих пор не переселились. Это свидетельствует о том, что меньшее количество переселений может рассматриваться как результат нашей политики по оказанию помощи, политики, которая при одновременной экономической консолидации, особенно в России и Казахстане, привела к упрочению у немцев желания остаться.
С уменьшением доли переселенцев появляются новые шансы внести вклад в стабилизацию немецкого меньшинства на их родине. В то время как около 10 лет назад над политикой оказания помощи довлела цель в короткий срок с помощью элементарных мероприятий укрепить немцев в их желании остаться, то сегодня у нас больше возможностей обратиться к вопросам перспектив культурной идентичности российских немцев в их родных регионах и оказывать там помощь. Это означает смещение акцентов, которое в настоящее время нами обсуждается и в связи с которым я, предвосхищая решения, которые еще необходимо принять, хочу высказать лишь два кратких тезиса:
Это, прежде всего, необходимость обратить большее внимание на молодежь и поддержание языка у молодежи. У меня состоялись впечатляющие встречи с представителями молодежных союзов российских немцев в Казахстане и России, во время которых мне представилась возможность познакомиться с желанием этих молодых людей заявить о своем немецком происхождении. Они живут в многонациональных государствах и вряд ли могут найти свою идентичность иначе, чем в связи с собственным происхождением.
Во-вторых, это вопрос образования и развития элит. Российско-немецкое меньшинство в родных регионах нуждается в усиленном развитии культурных элит, которые были бы в состоянии аутентично передавать и представлять опыт народности. Работа, которая осуществляется через нашу посредническую организацию GTZ – Общество технического сотрудничества в рамках работы Центров встреч, вполне может считаться эмансипационной программой для подавляемой в течение долгого времени российско-немецкой народности. Однако вопреки подобным усилиям до сих пор даже хотя бы частично не сформировалось нечто подобное культурному авангарду российских немцев. Даже в GTZ среди сотрудников на местах больше этнических русских, чем российских немцев. Это обстоятельство, похоже, до сих пор практически не вызывало озабоченности, а я считаю его настораживающим признаком. Без решительного дополнения к прилагаемым до сих пор усилиям, например, программ академических обменов непременное образование новой российско-немецкой культурной элиты застрянет на полпути. Понимание этого требует готовности к изменению взглядов: Так, поддержка профессионального образования в прошлом была действительно необходима, чтобы представители немецкого меньшинства на местах имели возможность найти хороший заработок и обеспечить доход. Ввиду необходимости реального формирования элиты эти образовательные возможности впредь не могут считаться достаточными. Они обеспечивают уровень образования, желаемое для каждого российского гражданина, но ни в коей мере не знакомят с культурной спецификой.
Когда начинаешь серьезно и критично задумываться о будущем немецкого меньшинства в странах СНГ, возникают многочисленные вопросы, для компетентного ответа на которые точно могла бы помочь научная оценка, такая, какую осуществляет ваша рабочая группа.
Ориентируясь на какой идеал могли в будущем развиваться российско-немецкие меньшинства? Должны ли российские немцы примириться с «отсутствием родины» у своей народности, являющейся результатом депортации и коммунистического произвола, внутри России, должны ли они развивать свою культурную идентичность в положении диаспоры? Или они могут опираться на традиционное представление России о государстве как о многонациональном государстве, в котором каждый народ обладает собственной, родной территорией и чаще всего даже собственной государственностью? Во время моих предыдущих визитов у меня сложилось впечатление, что самоорганизация российских немцев в Казахстане, где немцы после развала Советского Союза вынуждены были смириться с ситуацией диаспоры, функционирует с меньшими проблемами, чем в Российской Федерации. Чтобы проверить, надолго ли хватит связующей силы совместной немецкой идентичности, чтобы в стране величиной со Среднюю Европу объединять существующие региональные организации в общегосударственном Союзе немцев Казахстана, необходимо время.
В России на федеральном уровне – к счастью, не в региональных организациях – возникло разногласие между организациями российских немцев, которое, по-видимому, вряд ли устранимо и за которым, в конечном счете, стоит конфликт по поводу нерешенного вопроса об идеале. Отягощающим фактором является то, что российское государство ведет себя по отношению к ожиданиям российско-немецкого меньшинства как раз в этом вопросе двойственно.
Российские немцы в России все еще ждут своей законной реабилитации. И это прискорбно ввиду истории страданий этой народности. Однако, при этом необходимо учитывать, что решение о реабилитации для российского законодателя связано, по-видимому, с целым рядом щекотливых вопросов. Не относится ли к такой реабилитации восстановление российско-немецкой государственности? Как она должна осуществляться и какие последствия возникнут при этом для будущей самоорганизации немцев? Тем не менее, с 1992 года существует президентский указ о восстановлении Республики немцев Поволжья, который никогда не приводился в исполнение, но и не упразднен до сих пор. Политически, он, по-видимому, умер, однако для многих российских немцев по-прежнему является отправной точкой и критерием их реабилитационных ожиданий. Другие же ставят вопрос, не было бы более реалистичным исходить из сегодняшнего положения диаспоры, чтобы наконец-то продвинуться в деле реабилитации.
Правительство ФРГ в рамках своей политики поддержки до сих пор не могло оказать влияния на решение этих проблем. Работа с Центрами встреч через посредническую организацию GTZ основывается на широкой сети Центров встреч, расположенных с большим разбросом и имеющих обеспечивающую связь консультационную и информационную систему. В то время как эта работа осуществляется в соответствующей положению диаспоры организационной структуре, особой поддержкой обоих немецких районов Гальбштадт и Азово в Западной Сибири по крайней мере на муниципальном административном уровне была обеспечена хотя бы часть российско-немецкой территориальности. Правда, оба этих сельских района, расположенных в сельскохозяйственной местности, являются лишь пунктами кристаллизации присутствия и деятельности российских немцев в озабоченных своим составом населения сибирских областях.
Наши усилия сотрудничества были, прежде всего, направлены на то, чтобы достичь продления российской федеральной целевой программы в поддержку российских немцев, которая с 1996 года играла важную роль в качестве инструмента софинансирования нашей политики оказания помощи. Финансовый итог этих программ с сегодняшних позиций скорее отрезвляет: в рамках 10-летнего срока были реализованы только 10 % обещанного бюджета. Программа истекает в этом году, о возможностях ее продления мы надеемся точнее узнать на запланированном заседании совместной межправительственной комиссии весной 2007 года.
Весь опыт показывает, что вопрос обязательств в отношении политической реабилитации российских немцев вряд ли сегодня имеет для политического класса Российской Федерации решающее значение. Это повышает нашу ответственность в защите прав этой униженной народности. При этом мы можем исходить из того, что развитие российско-немецких сообществ с их специфическими связями с Федеративной Республикой Германией как раз в сибирских областях (не в последнюю очередь на фоне тамошних демографических проблем) российским государством в высшей степени приветствуется. Здесь имеются шансы для дальнейшего внедрения нашей политики оказания помощи, которые мы должны целенаправленно использовать.
На мой взгляд, возникают новые отправные точки для связи нашего намерения по оказанию помощи с государственными целями России также в связи с Рамочным соглашением Совета Европы о защите национальных меньшинств, которое в России вступило в силу с декабря 1998 года. (Украина его тоже ратифицировала.) К 18 национальным меньшинствам, которые Российская Федерация указала в этом соглашении, относятся и российские немцы. Соглашение обязывает подписавшие его страны защищать национальные меньшинства от дискриминации и ассимиляции против их воли. Оно обязывает осуществлять защиту и меры в поддержку меньшинств в сфере образования, культуры, школьного обучения и в общественной жизни. Соглашение также предусматривает механизмы реализации, как, например, государственные отчеты, которые Россия уже один раз предоставила.
Упоминание Рамочного соглашения Совета Европы указывает на то, что у политики в отношении переселенцев возникают новые сферы задач. При оказании поддержки немецким меньшинствам в Средневосточной Европе и странах – преемниках Советского Союза она может внести вклад в определяющие будущее развитие концепции. В государствах Средневосточной Европы, где поселения немцев возникали часто в интересах Европы - вспомнить хотя бы, например, трансильванских саксонцев или дунайских швабов – немецкое меньшинство может внести вклад в развитие Европейского Союза. Как, например, в Румынии, являющейся кандидатом на вступление, где оно помогает разрабатывать и достигать европейские стандарты. В отношениях со странами – преемниками Советского Союза, где мы заинтересованы в успешном партнерстве, российские немцы могут взять на себя функцию моста, которая содействовала бы налаживанию связей гражданского общества Федеративной Республики Германия и России или Казахстана.
Отправной точкой этих политических усилий остаются и в будущем мысль о преодолении последствий войны и ощущение национальной ответственности после Второй Мировой войны. Федеративной Республике Германия пошло на пользу, что немецкое государство увидело политику преодоления последствий войны не как «вычеркивание» фатальной главы немецкой истории и ее последствий, но как создание определяющих будущее мирных структур. И наша политика в отношении переселенцев также имеет эту перспективу. Не позволим же себе упасть духом!
Какими бы ни вырисовывались будущие сферы задач, проблематика культурных, исторических, а также правовых предпосылок всегда многообразна и достаточно сложна, чтобы и в дальнейшем нуждаться в научном сопровождении.
И, исходя из этого, когда я в заключение пожелаю Геттингенской рабочей группе на последующие десятилетия всего доброго и успешной работы, я сделаю это исключительно из корыстных побуждений.