Она была уникальным явлением в литературе российских немцев. И, не будучи немкой по крови, стала «своим» автором для десятков тысяч советских граждан немецкой национальности, выписывавших газеты Neues Leben и Freundschaft. К 100-летнему юбилею Лии Франк рассказываем о непростой судьбе писательницы и знакомим с ее произведениями.
Она родилась в Каунасе, в Литве, пошла в школу в Берлине, окончила ее в латвийском Лудзе, поступила в вуз в Риге, а диплом юриста получила уже в Свердловске. После войны, будучи замужем, Лия Франк, урожденная Герштайн, вернулась в Литву. В 1960-м вместе с мужем и двумя сыновьями «бежала», по ее же словам, в Душанбе, в Таджикистан. Это была самая длительная остановка на ее жизненном пути. Через 30 лет Франк переехала в Германию. Сначала жила в приемном лагере для еврейских беженцев в Циттау, на востоке страны, потом в городке Зигмаринген на западе. В 1998 году она вернулась в Берлин. Ее похоронили в 2012-м на еврейском кладбище в берлинском районе Вайсензее.
В многочисленных переездах Франк помогали родные и родной немецкий. Она знала и другие языки – русский, литовский, идиш, в Душанбе Лия Франк, помимо немецкого, преподавала студентам латынь. Но именно немецкий стал для нее языком творчества.
«Многие, даже некоторые авторы – российские немцы, не знали, что Лия Франк была еврейкой. Она сама называла себя „советско-немецкой“ или „немецкоязычной советской“ поэтессой, но точно не российско-немецкой, – рассказала МНГ профессор Энгель-Брауншмидт. – В Душанбе у нее не было возможности публиковаться на немецком языке, поэтому она проявила инициативу и предложила свои тексты немецкоязычным советским газетам».
Аннелоре Энгель-Брауншмидт знала Лию Франк лично: они дважды встречались и 12 лет, с 1988-го по 2000 год, переписывались друг с другом. «Ее подробные письма на идеальном немецком языке (совершенном с точки зрения стиля, грамматики и даже пунктуации), написанные от руки, говорили о Лие Франк как о независимой, самостоятельной женщине, которая не стеснялась иметь свое мнение и высказывать его другим. Она могла посмотреть на себя „со стороны“, иногда даже с иронией. Жалеть о том, что было потеряно, или жаловаться на неудобные обстоятельства – это было ей чуждо, как и играть роль жертвы», – вспоминает литературовед.