10 августа 2014 года ушел из жизни Гейнрих Майер, родившийся в Республике немцев Поволжья, депортированный в десятилетнем возрасте в Новоскатовку Омской области и проживавший там до конца своих дней. Еще при жизни российский немец был удостоен юбилейных медалей к 50-летию и 60-летию Победы в Великой Отечественной войне. Мы приносим искренние соболезнования родным и близким Гейнриха Майера.
10 августа 2014 года ушел из жизни Гейнрих Майер, родившийся в Республике немцев Поволжья, депортированный в десятилетнем возрасте в Новоскатовку Омской области и проживавший там до конца своих дней. Еще при жизни российский немец был удостоен юбилейных медалей к 50-летию и 60-летию Победы в Великой Отечественной войне.
Мы приносим искренние соболезнования родным и близким Гейнриха Майера.
«Летят перелетные птицы
Ушедшее лето искать,
Летят они в жаркие страны,
А я не хочу улетать,
А я остаюся с тобою,
Родная моя сторона;
Не нужно мне солнце чужое,
Чужая земля не нужна…»
(из любимой песни Майера Г.Г.)
Гейнриху Майеру было десять лет, когда в сентябре 1941 года его семью выселяли с Поволжья. Они жили в селе Эрленбах Эрленбахского кантона Сталинградской (ныне Волгоградской) области. В том году Гейнрих и его брат-близнец Эдуард пошли в третий класс…
«До войны на Волге мы жили хорошо. У нас был свой дом, корова, поросенок. Дед мой сапожничал на дому, а также делал для колхоза сбруи и другую хозяйственную утварь… Мой прадед заложил возле речки сад – там росло больше сотни фруктовых деревьев. Позже он разделил сад между всеми сыновьями (их было десять). И моему деду тоже досталась часть сада. Я хорошо помню, как ходил с дедом в этот сад – в конце лета повсюду на земле лежали большие яблоки и груши…
При «коммунизме» каждая семья должна была сдать государству 200 штук яиц за год, 40 кг. мяса, теленка от коровы нужно было отдать в колхоз, молоко носили на «молоканку» (забирали назад только обрат)… Жили только за счет своего огорода (или где украдешь немного зерна). Если только у тебя станет в хозяйстве немного больше, чем у других – попадешь в списки «кулаков».*
Тот, кто трудился от зари до зари, не покладая рук, на благо своей семьи, и старался, чтобы всегда на столе был хлеб, а у детей одежда, был обречен на занесение в списки «врагов народа».
«В 1937 году деда арестовали в числе первых (30 октября). Позже доходили слухи, что первые партии репрессированных «врагов народа» грузили на баржи, и топили в реке. Отец был бригадиром, его забрали весной 1938-го. Он считался, как и дед, врагом народа, а мы были сыновьями «врага народа»…
Запасов продуктов у нас дома осталось на полгода. А нас было трое пацанов у матери (младшему братишке Александру было два года)… Потом мы голодали. Осенью мы с братом пошли в школу. Там пацаны на перемене доставали из сумок булочки, а у нас не было ничего, и мы отворачивались. Постоянно хотелось кушать…
В тот год, когда началась война, был большой урожай, и мы засыпали в амбар много зерна. Мать говорила, что теперь нам хлеба хватит на два года (это была большая радость, так как в 1939-40 гг. был страшный голод)… Но опять нам не пришлось быть сытыми…
Утром мы пришли в школу, бегаем по двору – ждем звонка, а его нет. Через некоторое время нас собрали в спортзале, и директор школы объявил, что нас будут временно переселять в связи с войной. Нас отпустили домой…
Мать работала в поле вместе с другими женщинами. Им дали 24 часа на сборы, сказали запасаться продуктами в дорогу (не больше 20 кг. на человека), а завтра всем собраться у сельского совета».
В тот же день они зарезали кабанчика, наварили мяса, собрали все хлебные запасы, что были дома. У семьи Майер была корова, но ее некуда было сдать. Приемщик скота не работал, потому что выселяли всех (и его в том числе). Осталась только одна семья, где муж был русский, а жена немка.
«На другой день (5 сентября) всех немцев начали отправлять на подводах на железнодорожную станцию. Подвод на всех не хватало, ждали очереди. Мы смогли уехать только на следующее утро… На станции нас запихали в товарные вагоны (в которых возили скот), битком, так, что можно было только стоять. С узловой станции нас повезли неизвестно куда. Мы проезжали мимо нашей деревни: людей нигде не было, поля с богатейшим урожаем стояли неубранными, кругом лежали вздувшиеся трупы животных (бесхозный скот свободно гулял по полям, и объелся)…
Хлебом только с поволжских полей, мясом и молоком можно было прокормить солдат в течение двух лет войны… Сталин давно хотел уничтожить немецкую автономную республику, но ему не удавалось. А тут все списали на войну».
Так в один миг вместо шестнадцати союзных республик стало пятнадцать…
В Сибирь семья Майер ехала в эшелоне № 702 (сохранилась карточка о выселении, заполненная на главу семьи в 1941 году). По дороге несколько раз давали кипяток и по полкилограмма хлеба.
Из справки о реабилитации Майер Натальи Петровны от 22 октября 2003 года: «в 1941 году по Указу ПВС СССР от 28.08.1941 г. признана лицом социально опасным по национальному признаку…».
«Когда проехали Уфу, остановились; нам разрешили делать двойные нары, чтобы можно было лечь. Сказали, что повезут за Урал – там мороз, снег, сугробы, медведи ходят…
15 сентября приехали на станцию Марьяновка; поезд остановился, прошли слухи, что это и есть Сибирь. Стояла жара, был хороший урожай, огромных размеров картошка (мы представляли себе другую картину).
Здесь нас высадили. На станции формировались группы для отправки в разные населенные пункты. Каждый день приезжали люди с колхозов и совхозов, забирали по 20–30 семей. В Новоскатовку отправили 40 семей. По дороге мы переживали, как будем разговаривать с незнакомыми людьми (думали, что едем в русскую деревню), и были удивлены тем, что здесь тоже живут немцы и говорят, почти как мы».
Так семья Майер попала в Новоскатовку. Несколько дней переселенцы жили в сельском клубе. Позже их расселили по домам местных жителей. Что характерно для того времени – никто не возражал против подселения. Председатель колхоза заходил в дом, говорил, что нужно выделить комнату для семьи приезжих, и люди относились с пониманием…
В Новоскатовке семья Майер прожила три дня. Потом им дали разрешение на выезд в расположенный неподалеку совхоз им. Чапаева (д. Логовское) – туда затребовали десять семей (нужны были трактористы и комбайнеры). В совхозе до войны жили только русские, и к осени остались одни женщины, дети и два старика. Для уборки урожая нужна была рабочая сила.
«Нас поселили в курятнике (четыре семьи вместе), выгнав оттуда курей. Там был слой пыли и помета толщиной в полметра. Не было еды и отопления. Лишь через несколько дней разрешили выкопать на участке картофель, и дали по мешку муки. Мать работала в поле, вечером приносила горстку зерна для супа…
25 января 1942 года был сильный мороз, в этот день забирали в трудовую армию немцев, прибывших с Поволжья, в возрасте от 16 до 60 лет; их отправляли в Свердловскую область на лесоповал. Там они все и погибли. Этот лес не был нужен никому. Его там складывали штабелями, так он и лежал, гнил.
Местных немцев забирали в трудармию 27 марта; их отправили в то же самое место. К тому времени из первой партии поволжских немцев половины уже не было в живых – умерли от голода и холода (к сибирским морозам они были непривыкшие, легко одетые). Местные новоскатовцы в отличие от депортированных везли с собой в мешках кое-какие запасы продуктов (хлеб, сало, зерно)…
Зимой трудармейцы обжаривали зерно на растительном масле и носили в мешочке – этим и питались. Весной шел в ход «подножный корм» – щавель, крапива. В страхе за свою жизнь люди дичали – остатками еды друг с другом не делились».
22 сентября 1943 года мать троих детей, Майер Наталью Петровну тоже забрали в трудармию. Накануне ей принесли повестку – велено было к девяти часам утра явиться в сельский совет вместе с другими женщинами. Дети остались одни, в неведении. Гейнриху и Эдуарду было тогда по двенадцать лет, Александру – семь. Через пару дней пришли представители власти, подселили к ним таких же сирот, оставшихся без родителей, из других семей; дали немного зерна. По счастливому стечению обстоятельств молодая женщина через три недели вернулась домой (как позже выяснилось, за нее хлопотал кто-то из местных – ей дали хорошую характеристику как добросовестной и незаменимой работнице, и ее вернули из Омска в совхоз).
«Жили очень тяжело. Еды не хватало, особенно в первую зиму. Колхоз давал по 300 г. пшеничных отходов, из них варили похлебку, и опять хотелось есть. Я пошел побираться в Тельман (совхоз им. Э. Тельмана, бывшая деревня Найдорф), ходил по дворам – один даст кусок, а другой выставит за дверь… Зимой мать работала дояркой на ферме, приносила домой ведро молочной сыворотки, из нее готовили различные блюда и просто пили – это спасало нас от голода. Весной выкапывали мерзлую картошку и поджаривали ее на горячей печи».
Одиннадцатилетний Гейнрих носил почту из Новоскатовки в совхоз им. Чапаева, летом и зимой – в любую погоду, а с тринадцати лет он уже работал в поле вместе с матерью – на быках боронил пашню…
После окончания двух классов в Поволжье, Гейнрих проучился еще два года во время войны в начальной школе совхоза им. Чапаева, в основном в вечернее время (днем нужно было работать). Помнит Гейнрих Гейнрихович и новоскатовских учителей, с которыми доводилось общаться в юношеские годы.
«Учителя хорошие были в школе – Цильке Александр Эмильевич, Гейнц Кондрат Филиппович, Гейнц Кондрат Кондратович, Гейнц Эдуард Иванович, Шинкоренко Мария Павловна, Лаутеншлегер Антонина Александровна…
Помню случай в конце 40-х годов. Были Выборы. Март месяц, стоял лютый мороз. Нас из Логовского отправляли голосовать в Новоскатовку. К шести часам утра мы должны были быть возле урны. Председатель ехал на лошади, а мы сзади на двух запряженных в сани быках. Ночь. Темно. Мы сбились с дороги. Куда идти – не видно. Быки застряли в снегу. Мы сильно замерзли. Когда начало светать, мы разглядели лес, и определили, в каком направлении нужно двигаться. Добрались мы до Новоскатовки, бросили бюллетени в урну и поехали назад. А ведь днем возили урну в наш совхоз для пожилых людей! И мы могли бы проголосовать на месте, а не ехать среди ночи по морозу».
Первую жену Гейнриха Гейнриховича Паулину Гергерт (дев.) тоже забрали в трудармию в 1943 году, в возрасте двадцати лет (тогда они еще не были знакомы). Она попала в Омск, в подсобное хозяйство. Рядом находилась зона, где содержались осужденные; они тоже работали в теплицах. Труд здесь был легче, чем на лесоповале или в шахте. К тому же они не голодали, так как выращивали различные овощи (картофель, свеклу, морковь, капусту), и всегда было, что поесть. Под Омском были оборудованы большие подвалы, в которых хранились овощи, и их круглый год отправляли в город и на фронт. Паулина работала в теплице до конца войны, там и познакомилась с отцом своего будущего ребенка. В Новоскатовку она вернулась одна, беременная. Женщин и девушек в таком положении отпускали – для многих это был единственный способ попасть пораньше домой. Кроме того, им выделяли отдельную комнату в бараке…
Гейнрих Гейнрихович и Паулина Андреевна познакомились после войны (она работала кухаркой в новоскатовской столовой). Они поженились в 1954 году и прожили вместе 44 года. Сына Паулины Гейнрих Гейнрихович воспитывал как родного, а еще они взяли девочку из детского дома. В 1998 году Паулина Андреевна умерла (похоронена на новоскатовском кладбище).
До 1950-го года прожил Гейнрих Гейнрихович Майер в ныне несуществующей деревне Логовское. В совхозе им. Чапаева было много земли и его соединили с совхозом им. Розы Люксембург, дома снесли, а людей переселили в Новоскатовку.
«Председателем колхоза в то время был Брайт Георг Георгиевич. Под его руководством колхоз поднялся – появились электричество, телефонная связь, стали строить дома…
Помню, как в 1956-м году приехал на поле комендант, и велел нам «поставить крестик» (расписаться) на какой-то бумаге. А потом, улыбаясь, сказал: «Это ваша последняя подпись, вы теперь свободны и можете ехать, куда хотите»… Так нас «сняли с цепи», на которой мы сидели пятнадцать лет. Дочка председателя колхоза Эмма Брайт расплакалась, убежала домой. А потом она сразу уехала в город учиться, и много лет работала учительницей».
В 1960 году Гейнрих Майер построил в Новоскатовке дом «хозспособом» (совхоз давал материал, а строили сами – устраивали воскресники). В то время улица Розы Люксембург, где стоит его дом, была крайней. В тот год в Новоскатовке было построено двенадцать домов.
Тридцать три года Гейнрих Майер работал трактористом – сначала в совхозе им. Чапаева (после объединения в колхозе им. Розы Люксембург), затем в совхозе «Екатеринославский». В 1980-м году семья Майер была вынуждена переехать в Марьяновку (Гейнриха Гейнриховича по состоянию здоровья перевели на легкий труд, а в Новоскатовке не было подходящей работы). Здесь он десять лет работал слесарем-машинистом на насосной станции по перекачке нефтепродуктов с железнодорожных вагонов.
«Работа была хорошая, но все равно тянуло в Новоскатовку, где прошли юношеские годы».
Общий трудовой стаж Майера составлял 46 лет. За годы работы он неоднократно был премирован, не раз становился победителем соцсоревнований, награждался Почетными грамотами, дипломами смотра-конкурса «Лучший по профессии» и ценными подарками. Его портрет много лет висел на Доске почета Марьяновской нефтебазы.
Дядя Гейнриха Майера, Майер Давид Петрович (брат матери), был призван в армию в 1940 году. Шесть месяцев он принимал участие в военных действиях в качестве танкиста, был ранен и попал в госпиталь, а оттуда его отправили в Белоруссию, затем в Караганду на спецпоселение.
Брат-близнец Эдуард умер в 18-летнем возрасте после болезни, младший брат Александр погиб в возрасте 14 лет от сильнейших ожогов во время пожара в поле.
Мать умерла в возрасте восьмидесяти лет и похоронена на кладбище поселка Марьяновка.
Долго не получал известий Гейнрих Гейнрихович о судьбе отца (он писал в различные органы власти после 1956 года)… Лишь в 1992 году из УВД Волгоградского облисполкома пришел ответ, в котором сообщалось: «Майер Генрих Иванович умер 19 сентября 1942 года в местах заключения Коми АССР».
Только в 2005 году Гейнриху Майеру после длительного бюрократического процесса выплатили (наконец-то!) компенсацию в размере 10 тысяч рублей за потерю имущества в годы войны.
Из решения Шербакульского районного суда Омской области от 20 августа 2004 года: «Установить юридический факт выхода деревянного рубленого дома, надворных построек – сарая, бани, и имущества (корова, бык, телка, козы, овцы, кровати, диван, сепаратор), находившихся в селе Эрленбах Эрленбахского района Волгоградской области, из владения Майер Натальи Петровны, родившейся в 1909 году, в связи с политической репрессией в 1941 году…»
Майер Гейнрих (или Андрей Андреевич) награжден юбилейными медалями к 50-летию и 60-летию Победы в Великой Отечественной войне, получил удостоверение ветерана.
На том месте, где прадед Гейнриха Майера заложил когда-то сад, сейчас находится пионерский лагерь, и также растут яблони и груши.
М. Тарасова (Нусс)
* курсивом приводятся выдержки из беседы с Г. Г. Майером