Осень 1994 года выдалась в Кемерово на удивление солнечной. Северные ветры не терзали наш край вплоть до ноября. Леса стояли в желтой поволоке и радовали глаз. Помню как сейчас, тот день жаркий октябрьский день. Я сижу на полу у ног бабушки. Она теплыми уставшими руками перебирают мои светлые волосы. От нее всегда пахнет молоком и медом. Ее светлая кожа похожа на пергаментную бумагу, иссушенную солнцем и ветром. Как сказку, она рассказывает историю своего детства: «Знаешь, маленькая, на Волге арбузы были сладкие и сочные. Они просто лопались от зрелости и оголяли свою красную сердцевину. Здесь я таких никогда не видела. Все не то..." Это эссе можно прокомментировать (здесь)
Осень 1994 года выдалась в Кемерово на удивление солнечной. Северные ветры не терзали наш край вплоть до ноября. Леса стояли в желтой поволоке и радовали глаз. Помню как сейчас, тот день жаркий октябрьский день. Я сижу на полу у ног бабушки. Она теплыми уставшими руками перебирают мои светлые волосы. От нее всегда пахнет молоком и медом. Ее светлая кожа похожа на пергаментную бумагу, иссушенную солнцем и ветром. Как сказку, она рассказывает историю своего детства: «Знаешь, маленькая, на Волге арбузы были сладкие и сочные. Они просто лопались от зрелости и оголяли свою красную сердцевину. Здесь я таких никогда не видела. Все не то…»
Мою бабушку зовут Ольга Адольфовна. Она научила меня говорить, писать и думать на «нашем» языке. Часто она поет мне эту песню на немецком, но на русский мотив:
«Neunzehnhunderteinundvierzig
Kam das bitterboese Wort,
Und wir Deutschen von der Wolga
Mussten nach Sibirien fort…»
Я слушаю с особым чувством. На глазах слезы. Вокруг стоят чемоданы. Бабушка решила уехать. Она всегда тосковала по Родине. Отказывалась назвать место ссылки «домом». Дети выросли, построен дом, добротное хозяйство. А душу терзает боль, ностальгия по Волге, по украденному детству:
«Alles mussten wir verlassen:
Haus und
Felder, Waelder und die Kirchen,
Wo auch unsre Wiege Stand…»
Бабушка часто говорила, что чувствует себя ручейком, который мечтает преодолеть все препятствия и влиться в Волгу. «Я даже возвращалась в свое село в 80-е, но меня прогнали. Просто не пустили. Сказали, что нет мне там места. И я вернулась». Сил уже совсем не осталось. Вместо Волги местом пристанища становится дельта Рейна.
«Wenn ich nur ein Vogel werde
An die Wolga fliege hin,
Ob mein Nest ist eingenommen
Ich mich doch nicht ziehen in».
Пятнадцать лет назад я не понимала, почему она, старая немка, хочет в Германию, почему радуется отъезду, как возвращению домой. Как можно все оставить? Как можно решиться? Но шли годы, и я сама начала ощущать себя одиноким ручейком, тоскующим по Волге… Устала… Ничего не изменилось за эти долгие годы. Только больнее стало.
Вчера я сдала языковой тест. Просто спела чиновнику из посольства песню своей бабушки, и он все понял. Скоро научусь любить тебя, милый Рейн…
Октябрь 2010
Екатерина Оттовна Ласкер